– Мне туда, – решил Антон.
Конь, повинуясь звуку его голоса, оттолкнулся копытами и поскакал вниз к городским воротам. Когда Гризов был уже в сотне метров, массивные ворота Самарры, весившие на первый взгляд столько, что и сотня быков не сдвинет с места эту массу, сами отворились внутрь с тяжелым скрипом, словно приглашая гостя.
Никакой охраны и вообще людей, Гризов не заметил въезжая в главные ворота столицы Аббасидов, которые тут же закрылись за ним сами собою. Дома восточного города нависали темными громадами над одиноким путником, а лунный свет позволял видеть только их силуэты. Копыта скакуна застучали по мостовой, отдаваясь гулким эхом. Но, похоже, этот стук никому не причинял вреда. Ни одной живой души ему не встретилось на пути. Город казался пустынным. Лишь бесконечные улицы Самарры сплетались в причудливую вязь.
Минарет, что увидел Гризов с вершины холмы, был высок, но отсюда его было не усмотреть. Куда двигаться Антон не представлял, а потому снова отпустил поводья и вверил свою судьбу мудрому скакуну. Через некоторое время, миновав площадь, на которой стояла соборная мечеть, затем еще несколько бесконечных улиц, конь привез Гризова на широкую площадь. На дальнем конце этой площади, тонувшей в полумраке, он увидел огромный красивейший дворец. Множество куполов и башен венчали его. Наверное, это был дворец халифа. А прямо перед дворцом, посреди площади, возвышался, уходя в небо тот самый спиралеобразный минарет с единственным входом, возле которого скакун, несший Гризова, остановился. Антон поднял голову и посмотрел вверх. Там, на огромной высоте, из узких окон по черному небу разливался во все стороны яркий свет.
– Похоже, я приехал, – сказал сам себе всадник и слез с коня. А, погладив его по загривку, добавил – хороший конь.
Скакун посмотрел на своего седока, блеснул мудрым глазом и, медленно повернувшись, побрел в сторону городских ворот только ему ведомой дорогой. Антон проводил взглядом единственную живую душу в этом городе, вздохнул, и шагнул внутрь минарета сквозь открытую дверь.
Он оказался на узкой, высеченной из камня лестнице и начал медленно подниматься вверх. По стенам, шагов через двадцать, были развешаны светильники с горящим маслом, которые отбрасывали причудливые тени на каменную кладку стен. Получалось, что, выйдя из освещенного одним светильником места, идущий по лестнице вверх, ненадолго пропадал во мраке. Но затем снова выходил на свет, разливаемый следующим светильником.
Поднявшись на три уровня, Гризов стал замечать, что темные зоны между светильниками все увеличиваются. Теперь он брел сквозь мрак, держась рукой за холодную каменную стену, по несколько минут. Во всяком случае, так ему казалось.
Пройдя пятый уровень и оставив за спиной колеблющееся пламя, Антон вступил в очередную полосу черноты. Несмотря на открытую внизу дверь, о которой он знал, воздух здесь казался стоячим и даже затхлым, впитавшим запахи времени. Словно в башне никогда не бывало сквозняков. Пытаясь нащупать ступеньку, Гризов зацепился за что-то и неловко упал, больно ударившись головой.
Когда журналист открыл глаза, поднялся и сел: ни спереди, ни сзади, ни с лева, ни справа не оказалось никого и ничего. Зато вдруг стало светло. Он находился в большой и белой шестигранной комнате, стены которой излучали ровный мягкий свет. Однообразные стены башни и светильники куда-то подевались. Единственным предметом было его собственное тело, висевшее в десяти сантиметрах от пола. Голова была необыкновенно ясной, хотя, он не мог бы поручиться, что это именно его голова. И видел он себя как бы со стороны, что было ново и непривычно.
Откуда-то издалека пришла мысль «Где я?», но показалась она какой-то странной и неуместной. Следом пришли и мысли-ответы: «Там, где всегда покой», «Там, где не бывает тревог». И вдруг, между этими ответами, невесомым назойливым облачком снова всплыл вопрос, показавшийся, как и все вопросы в этой комнате лишним «Так, где же я?».
Свет, излучаемый стенами, сделался ярче. Антону показалось, что эта шестигранная комната начала вращаться вокруг собственной оси, и в тоже время все его чувства говорили, что она стоит неподвижно. И вот появилась ещё одна мысль-ответ, ясная, четкая и спокойная: «Ты в гостях у своей смерти».
И тогда он вскочил, и босые стопы его коснулись светящейся матовой поверхности пола, теплого и жутко холодного одновременно. Исчезла былая легкость, у тела появился вес, и вместе с тем дикая боль пронзила его, словно удар молнии. Он сделал шаг, – не может идти! Но Гризов рванулся изо всех сил к стене и коснулся ее рукой. И вдруг стены рассыпались, и наступил мрак.
Антону ударил в ноздри запах затхлого времени. Он снова был в башне. Сделав над собой усилие, Гризов поднялся еще на несколько ступеней, миновал лампу, источавшую невероятный свет и снова вошел в темную зону. И тут же перед ним, замелькали картины из прошлого, дикой болью пронзая мозг. Словно кто-то вынимал длинные иглы у него из головы, осторожно, одну за другой, разрешая застоявшейся крови снова начать свой бег по кругу.
… Когда в далекой уральской деревушке Берестово на свет родился маленький мальчик Герман Бергмозер, радиоразведки не было и в помине, а мировая парапсихология находилась еще на уровне средневековых представлений. Только-только начиналась эпоха радио. Новорожденный уже с младенчества проявил странные способности, – когда бабка-повитуха попыталась его перекрестить крестным знамением, неведомая сила подхватила ее и вышвырнула во двор. По какой-то роковой случайности бабка угодила прямо головой в колодец и захлебнулась.
Спустя десять лет малолетний Герман, названный так своими учеными родителями в честь уездного врача Германа Петровича Колюева, вылечившего его мать от лихорадки, расшумелся на игрище со своими дружками и случайно толкнул проходившего мимо старца Викентия. А когда старец попытался приструнить расшалившегося мальца, тот, вместо извинения, послал старика к черту. Старец, обомлев от услышанного, чуть было не проклял мальца на веки вечные, да пожалел и не стал. Вернувшись домой, почтенный старец вдруг почувствовал резкую боль в сердце, горле и ногах, заставившую его слечь в постель. К вечеру у него пошла кровь горлом, а сердце остановилось.
Когда Бергмозеру исполнилось пятнадцать лет, отец повел его на крестный ход. Там, увидев животворящую икону, мальцу сделалось худо, но вскоре он пришел в себя, а в небе над церковью началась страшная круговерть. Поднялся ветер. Возникла огромная воздушная воронка, засосавшая в себя всю окрестную живность и посевы. Люди едва успели разбежаться, а церковь рухнула. В конце концов, все жители деревни умерли от неясных болезней или подались в болота, и никто более о них не слышал с тех пор. Чудом уцелел только сам Герман.
С каждой пройденной ступенью тело Гризова наливалось тяжестью. Отрывать ноги от холодного камня становилось все труднее, а в голове продолжался бег отрывочных воспоминаний, возникавших в хаосе и нанизанных одно на другое, словно лоскуты цветной материи. Антон шел сквозь эти воспоминания, как сквозь туман.
…Закрытая темная комната. Глядя, как привязанный к стулу пыток Антон пытается сделать хоть малейшее движение рукой, полковник пояснил: