Трудно представить даже, насколько тяжела смерть подобная. Вначале человека бичевали так, что после пятого удара уже не брызги крови, а куски мяса летели во все стороны. Затем ему на плечи кидали бремя перекладины и прибивали к ней руки гвоздями, и не допусти. Господи, чтобы были они ржавыми. Под щелканье бичей, окрики и пинки тащил мученик свою ношу до места казни, где его поднимали наверх и крепили к вертикальному столбу. Но в таком виде казнь для палачей была неинтересна — подвешенный подобным образом не имел возможности дышать и быстро умирал от полного удушья. Поэтому-то римляне и прибивали распятым иудеям ноги, чтобы те имели точку опоры и умирали медленно, от жажды, заражения крови и палящего южного солнца. Иногда в качестве высшего милосердия казненным ломали голени, но такое случалось нечасто.
Пока сыны Израилевы мучились на крестах, четыре легиона римских во главе с Титом окружили Иерусалим, и был страшен гнев их. Подтащив передвижные башни — гелеполы — и с криком «Барра!», подобным рыку слона африканского, они овладели третьей, а потом второй стеной и спустя время ворвались в град Божий. В десятый день пятого месяца проникли они во внутреннюю часть храма Господня и сожгли его, унеся все ценное из святая святых. Однако была это малая талика из того, что веками собиралось с бережением во славу благочестия иудейского. Левит Овид, дальний потомок Аарона, через правнука его Финиеса на своем смертном одре поведал, что золотая и серебряная утварь, а также все прочее во множестве было сокрыто от римлян в Соломоновых конюшнях, кои размещались под древним храмом. Будто бы находилось все добро в двадцати четырех кучах, а главное, там же хранились знаки достоинства иудейского — пять каменьев из дюжины, бывших на наперснике первосвященника и собранных левитами за века…
Дальше страницы были вырваны с корнем, и, вздохнув, Снегирев вернулся к реалиям жизни. Достал сотовую трубку и, подмигнув Рексу, принялся звонить Кольчугину.
— Слушаю. — Голос того энтузиазма не выражал, и Снегирев улыбнулся:
— Здравствуй, Кирилл, как самочувствие?
— А, Алексеич, привет. Слушай, извини за вчерашнее — нажрался как свинья. Машину-то хоть тебе сделали? — Чувствовалось, что на душе и в желудке у него Тяжко.
— Ерунда, с каждым случается. — Снегирев вдруг поймал себя на мысли, что лично с ним такое не случается, и направил разговор в другое русло: — Нужны фотографии твоей сестры и ее подружки. Желательно цветные, сможешь раздобыть?
— Конечно. — Кольчугинский голос прямо-таки заискрился надеждой, и он поспешно добавил: — Завтра утром будут.
— Ну и чудесно, заеду. — Снегирев отключился и взялся было за книгу по новой, как раздался зуммер и на штучном сотовом чуде загорелась багровая кнопка без надписи. После нажатия на нее в эфире что-то щелкнуло, и раздался неожиданно близкий, отлично слышимый голос Резникова:
— Приветствую, дорогой друг. Нам бы увидеться…
— Здравствуй, Иван батькович. — Снегирев представил, как скрипит под инвалидным креслом пол, и почему-то ощутил крепкие мускулы своих ног в тренировочных штанах. — Пообщаться невредно. Если не горит, буду часа через полтора.
В это время в трубке что-то грохнуло, и, прокомментировав ситуацию:
— У меня не очень, а вот сковородка горит ясным пламенем, — Резников заверил: — Жду.
— Вот и ладно. — Снегирев отключился и, убрав трубку в карман куртки, принялся собираться.
Через минуту он уже бодро шагал на стоянку и в душе поздравлял себя, что догадался одеться потеплее — вчерашняя оттепель обернулась арктическим холодом, было ветрено, неуютно и очень скользко. За ночь «мышастая» обросла ледовой коростой, и, включив обогреватель на всю катушку, Снегирев начал скребком сражаться со стихией.
Наконец лобовое стекло оттаяло и прояснилось, салон нагрелся, и, плавно тронувшись с места, «Нива» покатила к Неве.
Даже и на четырех ведущих езда удовольствия не доставляла. Проезжая часть представляла собой натуральный каток, на перекрестках общались, большей частью по матери, неразминувшиеся, а в Лахте на гаишном КПП менты играли в казаки-разбойники — шмонали все машины подряд, видимо надеясь, что количество перейдет в качество. Причем творили беспредел крайне непрофессионально, без зеркал, позволяющих взглянуть под порожек. Глянув на убогие ухищрения борцов с преступностью, Снегирев покачал головой: «Какая держава, такие и стражи».
Когда дошел черед до него самого, он с легким сердцем представил машину к досмотру. Как гласит народная мудрость, в автомобиле киллера фиг ли что найдешь.
Наконец, преодолев непогоду, скользкую дорогу и все прочее, Снегирев миновал указатель «Лисий Нос» и, ломая хрусталь наледи, двинулся вдоль обшарпанных деревянных строений. Тявкали собаки, дымы над крышами стояли столбом — к морозу, а кое-где воображение поражали дворцы новых русских. Вечерело.
Оставив «Ниву» под загоревшимся фонарем, Снегирев свернул в проселок, но прежде чем толкнуть калитку в давно не крашенном заборе, он приложил к губам свисток. Звук его был не слышен, но злобное рычание во дворе сразу же смолкло. Огромный исландский волкодав принялся дружелюбно делать хвостом отмашку — проходите, не трону.
Потрепав его по загривку, Снегирев поднялся по бетонному пандусу в дом и сразу же учуял, что сковородка грохотала не зря — в воздухе благоухало жаренными с капустой свиными ребрышками.
В гостиной запах сделался еще гуще, и, заметив вошедшего, Резников заулыбался:
— Ну что, будете?
Сам он уже поел и, прихлебывая чай, лазил ложечкой в малиновое варенье. Как и все много пережившие люди, он был хорошим психологом и серьезные разговоры начинал издалека.
— Обязательно буду. — Снегирев молча прикончил предложенное, выпил, правда без потогонного, чаю и посмотрел на кормильца выжидающе: мол, о чем пойдет речь-то?
— Вы ведь знаете, сколько сделал лично для меня Петр Федорович, — Резников действительно начал с самого начала и махнул рукой в сторону соседней комнаты, сплошь уставленной аппаратурой, — и говорю об этом, чтобы была простительна моя настойчивость. — Он замолчал на мгновение и, скрипнув половицами, подкатил к гостю. — Речь идет все о том же — решить вопрос сорокинского друга. Кардинально решить. Видите ли… После встречи с вами тот ни с кем другим не желает иметь дело, и, если есть возможность… я вас очень прошу… помогите.
Он глянул собеседнику в глаза и, сразу же оборвав монолог, откинулся на спинку кресла, а Снегирев, вытирая губы, улыбнулся:
— Такой возможности нет. А выжить он сможет только в одиночку, пусть бросает все и уезжает. Как можно быстрее. Ну-с, было очень вкусно. — Он начал подниматься из-за стола и вдруг хлопнул себя по лбу ладонью: — Чуть не забыл совсем! Нельзя ли будет узнать положение дел на наркорынке? Особенно меня интересует команда, занимающаяся «фараоном», — кто, что, откуда, все мелочи. Это первое. — Он взял грязную посуду и поволок ее на кухню, в таз с кипятком. — Кроме того, хотелось бы знать, где наиболее часто пропадают люди. Если женщины, то какого типа, а если будет возможность — для каких целей и кто за этим стоит? Посмотрите в компьютере у ментов и федералов, чем черт не шутит, может, у них что-то есть. И еще, — он плеснул себе чаю, — попробуйте узнать, кто интересуется всем этим, кроме ментов и меня.