Удивительно, кругом такой бедлам, а поезда по расписанию ходят.
— Девушка, а с чем они у вас? — Скривившись, он купил пирожок с рисом и яйцом, уделав бороду в рисе, а усы в яйце, нехотя съел его и, изображая отсутствие аппетита, поплелся к киоску с прессой. — Девушка, а «Плейбой» есть, у вас? Такой дорогой?
Выбрав наконец пару газетенок, он хмыкнул и свернул их трубочкой, а к перрону уже подали состав, и пассажиры потянулись к вагонам — джинсы, босоножки, баулы и горячее желание побыстрее убраться из столицы. «Ну, пан или…» , Майор снял под курткой автомат с предохранителя и, приготовившись к самым решительным действиям, неторопливо двинулся вдоль перрона. «Если что, с двумя рожками и четырьмя обоймами я им дорого дамся, вспоминать будут, долго». Все его чувства обострились до предела, мир воспринимался интуитивно, на уровне подсознания, однако пока, тьфу-тьфу-тьфу, эта самая интуиция говорила: «Всем ты, дорогой, до фени, спокойно все».
Никому не интересный, он без препон добрался до вагона, миновал сонную проводницу и, расстегнув ветровку, взялся было за рукоять «Калашникова»: «Не расслабляться, могут замочить прямо в купе». Ничего подобного, там шла обычная предвояжная суета — путешественники укладывали свое имущество подальше и на появление Шалаевского отреагировали вяло:
— Здрасьте, здрасьте, так это ваше место внизу? Сейчас освободим, момент.
«Пятнадцать минут до отхода». Окинув соседей взором, майор поставил сумку с боезапасом в ногах, фиксируя периферическим зрением обстановку за окном, развернул наобум газетенку: «Ищу спонсора без вредных привычек… Биде из Парагвая сделает вас неотразимой… Потомственный колдун сделает массаж простаты так, что вы этого даже не заметите… Дешево продам дом в Новгородской области, телефон для справок в Ленинграде…»
«Ну-ка, ну-ка… — Шалаевский внезапно встрепенулся и, хмыкнув, прищурился: — Дом в Новгородской? Дешево? С большим участком? Будем думать… Если живы будем».
То, что было
Фрагмент шестой
По океанской глади побежала багряная дорожка, и солнце исчезло за горизонтом, провалившись, если верить сказаниям атси, в лоно ужасной великанши-людоедки Ханги.
Над побережьем опустилась тропическая ночь. В душном воздухе роились москиты и густо разливалась вонь из городского канала, однако в подземельях президентского дворца все эти ужасы не ощущались. Здесь, под каменными сводами, царила приятная прохлада, мерно вращались вентиляторы, а сквозь бетонные стены снаружи не доносилось ни звука. Правда, не сказать, что было тихо, — то и дело раздавались пронзительные крики, слышались мучительные стоны и сопровождаемые руганью удары по живому. А чего, собственно, удивительного? Раньше, при колонизаторах, на этом месте находился гараж, но едва победил революционный народ, как пришлось здесь устроить застенок, в который доктор Лепето этот самый народ и загнал.
Несмотря на позднее время, процесс нынче шел вовсю — лязгали запоры, кровь из «операционных» стекала прямо в канал, а в «гостиной», оборудованной по последнему слову техники пыточной, от желающих повысить свое заплечное мастерство яблоку было некуда упасть.
Отражаясь от инструментов на столе, ртутный свет слепил потомков племени атси — широконосых, вывороченно-губых людоедов, заставлял их щурить воспаленные, в красных прожилках, глаза и подчеркивал лишний раз белизну рубашки крепкого широкоплечего европейца, который чуть заметно улыбался.
— Внимание, джентльмены, начинаем.
Держался он уверенно, говорил негромко, а во взгляде его проскальзывала снисходительность — так смотрит учитель на старательных, но недалеких учеников.
— Я прошу вас, джентльмены, не обращать пока внимания на нашего гостя. — Он покосился на каталку в углу операционной, с которой доносилось хриплое дыхание, и, усмехнувшись, оглядел аудиторию: — Всему свой черед, джентльмены. Еще успеется.
Наверное, он здорово нравился женщинам, белым, естественно. Спокойный до невозмутимости, с правильными чертами лица, которое не портил даже шрам на щеке, но люди атси, эти потомки кровожадных дикарей, старались не смотреть ему в небесно-голубые глаза. Глаза человека по имени Белый Палач, большого американского и личного друга доктора Йоханнеса Лепето. Способного с легкостью закачать своей жертве в мочевой пузырь серную кислоту.
— Итак, джентльмены, если посмотреть в глубь веков. — Он покосился на чернокожего врача, склонившегося над телом на каталке, и нехорошо ухмыльнулся: — Эй, док, смотрите, чтобы пациент был в форме. Так вот, мы увидим уже тогда горячее человеческое желание причинить своему ближнему боль.
Ветхий Завет, например, описывает, как еще царь Давид после победы над аммонитянами положил их живыми под пилы, молотилки и топоры, а некоторых бросил в обжигательные печи. Много веков спустя в долине к югу от Иерусалима, названной Геенной огненной, была популярна пытка свинцом. Голову осужденного обматывали полоской ткани и тянули за концы до тех пор, пока жертва не открывала рот, куда и заливали расплавленный металл.
Я не говорю о широко известной римской практике распятия на крестах и бичевания, это общеизвестно. — Личный друг президента замолчал и, вытащив носовой платок, элегантно промокнул губы. — Большое уважение вызывает опыт древних китайцев. Пытки водой, звуком, «мука тысячи восходов», когда каждодневно жертве отрезали кусок плоти, постепенно превращая ее тело в одну сплошную, исходящую болью рану. Заметьте, человек умирал чрезвычайно медленно.
Или другой пример — превращение подопечного в человека-свинью. Ему отрубали руки и ноги, выкалывали глаза, протыкали барабанные перепонки, вырывали язык и в таком виде отпускали. А вот совсем иной поворот мысли. Жертву, намертво привязанную к деревянной раме-распорке, подвешивали в сидячем положении над заостренным ростком бамбука, который вскоре достигал критической высоты и постепенно пронзал человеческое тело. А регулировать процесс можно было за счет провисания веревки, поливая ее водой. Разве это не гениально? — Он обвел собравшихся горящими глазами, прищурился и с энтузиазмом продолжил: — Не отстали от китайцев и японцы. Особенно поражает их изощренность в период раннего средневековья. Поэтапное сдирание кожи, поджаривание на медленном огне, варка в масле, обработка ран вызывающим боль составом — чего только не придумано.
Лично мне нравится пытка дегтем. Раздетого человека растягивали на полу. Над его телом был укреплен блок с перекинутой через него веревкой. К одному ее концу подвешивали котел с кипящим дегтем, другой давали жертве в зубы, после чего ее начинали колоть мечом. Понятно, в чем дело? Ха-ха-ха!
Аудитория дружно поддержала, но смех расхолаживает, и оратор сразу поднял руку:
— Однако мне хотелось бы остановиться на действительно блестящем наследии, оставленном нам инквизицией. Скрупулезный расчет, точное знание психологии человека, помноженное на интуицию практиков, дало непревзойденный результат. Все было продумано до мелочей. — В знак уважения перед заслугами инквизиции Белый Палач умолк на мгновение и медленно покачал головой. — Каждый этап пытки планировался заранее. Поначалу подопечного кидали в темную одиночную камеру и оставляли в ней на достаточно долгое время, чтобы он сам нарисовал страшную картину ожидавших его мучений. Затем его раздевали догола и с помощью огня уничтожали всю растительность на теле, что уже само по себе не очень приятно. — Он коротко засмеялся и тут же оборвал смех. — Кстати, джентльмены, здесь существует одна тонкость. Если вы работаете с клиентом мужского пола, то сорвите с него одежду сами, ну а если перед вами дама, сделайте так, чтобы она разделась самостоятельно, — проверено жизнью и психически оправданно.