3
На корабле хозяйничали неумолимые садисты в непроницаемой броне. Комиссия по торжественной встрече героев-космопроходцев, официально именуемая карантинной бригадой, измывалась по полной программе. Подвешенный на дальнюю орбиту «Тамбовский рейдер» продули стерилизующей воздушно-капельной смесью, потом заполнили какой-то бактерицидной аэрозолью, одновременно поливая каждый кубический миллиметр жесткими лучами. От облучения по непонятному недосмотру был избавлен только случайно вернувшийся герой-космопроходец.
Впрочем, самого Корунда обрабатывали если даже чуть гуманнее, то столь же интенсивно. У него взяли все мыслимые анализы — даже из самых немыслимых частей тела. Его промывали, продували, просвечивали, облучали — разве что не смертельными дозами.
Вернувшийся из сверхдальнего рейда герой не роптал — понимал, что из неведомых закоулков космоса можно притащить любую дрянь вроде вируса летальной чесотки. Тем не менее вытерпеть эти процедурные надругательства было сложно.
— Вроде бы ничего нет, — слегка утешил его главный карантинный садист. — Но мы тебя подержим взаперти еще пару часов, пока последние пробы созреют.
— Валяйте, — простонал Эдуард. — Мне уже все равно. Обожженная ультрафиолетом шкура страшно чесалась без всяких летальных вирусов. Шипя сквернословия сквозь неплотно сжатые зубы, голый Корунд повалился на койку медицинского агрегата. С разных сторон немедленно подступили манипуляторы, побрызгали заживляющими снадобьями, вкололи другие полезные зелья. Сразу стало чуть полегче, хотя немного знобило.
Завернувшись в одеяло, он лежал, тоскливо поглядывая на часы. Спать не хотелось. Память вернула Корунда в противоестественный мир, из которого он ретировался с чрезмерной поспешностью.
Уходить, как пришел, он не мог. Пришлось бы бежать полсотни шагов вверх по травянистому склону — приматы наверняка заметят, а Корунд хотел исчезнуть без перестрелки.
Добраться до густого леса, что начинался в трехстах метрах ниже и тянулся почти до моря, тоже казалось проблематичным, но попробовать стоило. Крайне осторожно, без лишних звуков, стараясь не шевелить кусты, землянин сместился в дальний от приматов край рощи. Отсюда до леса было поближе, роща прикрывала Корунда от чужих взглядов, к тому же неподалеку подвернулась очень удачная складка местности.
Вжимаясь в траву, Корунд подполз к оврагу, скользнул на дно и, пригибаясь, поспешил к спасительным зарослям. В лесу он станет невидимым, за полчаса убежит на безопасное расстояние, а там можно будет запустить левитатор и полным ходом лететь к маяку.
Приматы не заметили его маневра. Уже в лесу, украдкой выглянув из-за деревьев, Эдуард обнаружил, что неприятные длиннорукие существа суматошно мечутся по своей позиции, а броневики разворачивают пулеметные башенки в сторону подлетевших совсем близко дирижаблей. Из этого Корунд сделал вывод, что город и дирижабли принадлежат колонистам лабба, тогда как конвертопланы и пароходы — приматам. Ну и пусть себе сражаются!
Однако сражение так и не началось. Внезапно притормозив, дирижабли пошли на снижение и, видимо, совершили посадку чуть севернее.
— Ну и ладно, все к лучшему, — решил Эдуард и двинулся лесом на юг.
Он шел под уклон ускоренным шагом, лавируя между деревьями, перебираясь через бугры и прыгая с разгону через ямы и поваленные стволы. Мелкие неприятности случались дважды: пришлось отфутболить ударом ботинка довольно крупную змею, а потом попался бугор, оказавшийся муравьиной кучей. Из кучи он выбрался облепленный насекомыми по колено и — чтобы не заползли за ворот — постоял под струями водопада, смывая непрошеных попутчиков.
За неполный час он прошел почти два километра и уже подумывал взлететь, когда лес неожиданно стал реже, а впереди послышались приглушенные голоса. Корунд моментально прилип к ближайшему дереву, срывая с плеча ИЖ-Лассо, пальцы сами сняли карабин с предохранителя и легли на переводник боеприпасов. Осторожно перебравшись на десяток шагов вперед и укрывшись за пышным колючим кустом, землянин смог оценить обстановку.
Лес кончился, а пологий склон превратился в плоскую каменистую площадку. По краям площадки расположились два броневика, между ними стоял тягач с гаубицей. Вокруг машин слонялись вооруженные приматы — дюжины две особей. Вся эта грозная сила была примерно в трехстах метрах от Корунда, но выкрики незнакомого языка звучали совсем рядом. Оглянувшись, Эдуард увидел выходящую из чащи компанию: четверка длинноруких волокла, заломив руки, гуманоида.
Оказавшись на поляне, бабуинообразные остановились. Двое крепко держали вырывавшегося гуманоида, а два других деловито разорвали на пленнике рубашку и штаны. Судя по хорошо развитым формам, пленник был пленницей, которая завопила на чистом земном языке:
— Не смейте, твари! Вас всех…
Примат влепил ей затрещину и, спустив штаны, извлек громадный член. Остальные радостно заржали.
«Ну нет, больше у меня на глазах землянок насиловать не будут», — успел подумать рассвирепевший Корунд. Приклад уже вдавился в плечо, переводник занял нужное положение, палец потянул спуск.
Тяжелая остроконечная пуля, издав негромкий хлопок, покинула ствол и угодила в толстую мускулистую шею примата. Удар швырнул насильника на камни, причем оторванная разрывной пулей голова улетела в другую сторону. Вторым выстрелом Эдуард проделал огромную дыру в грудной клетке примата, который, весело балагуря, расстегивал штаны.
Отпустив пленницу, двое оставшихся схватились за винтовки, но один из них немедленно упал — третья пуля оторвала ему руку. Получив такую рану, нормальные люди живут обычно недолго, если сразу не помрут от болевого шока. Только это был не человек, поэтому Корунд подстраховался: переключив карабин на менее мощные боеприпасы, нашпиговал сверхзвуковыми иглами сначала однорукого, а потом и последнего примата.
Он оглянулся на механизированную колонну. Там подтягивались подкрепления, так что шум моторов заглушил выстрелы ИЖ-Лассо и недолгие вопли раненых.
Вблизи жертва неудавшегося надругательства выглядела вполне привлекательно. Симпатичная, чуть курносая мордашка, тренированное загорелое тело, крепкие длинные стройные ноги, а грудь — как бы не вдвое больше, чем у Геллы, которую трудно было назвать плоской дощечкой. Для здешней глухомани — просто чудо природы. Шорты она кое-как подвязала веревкой, но рубашка была порвана основательно, не прикрывая абсолютно ничего. Приятного впечатления не портил даже здоровенный синяк, расплывшийся на пол-лица от недавней оплеухи.
— Чего уставился? — буркнула она, безуспешно пытаясь прикрыть ладошками хотя бы часть тела. — Голых баб не видел?
— Здравствуй, красавица, — приветливо сказал Эдуард. — Не уставился, а загляделся. К сожалению, не могу поделиться одеждой. Попробуй натянуть тряпки этих мертвяков.
— Чтобы меня от вони вывернуло? — возмутилась лесная прелесть. — В полумиле отсюда схрон, там найдется одежонка… А ты с кого такую шкуру снял? Ты из Степного?