— Значит, мы живем далеко друг от друга.
— Ну, это ведь большой замок.
— Твой отец говорил, что он среднего размера.
— Он сравнивая его с королевскими — Лувр, Блуа и тому подобными. Это дворянский замок, а не королевский.
— Я понимаю.
— Поспеши же. Я буду внизу, в холле. Ты найдешь дорогу?
— Надеюсь.
— Не задерживайся.
Всю первую половину дня мы изучали замок.
— Это совершенно необходимо, в противном случае вы безнадежно заблудитесь, — объяснил Жан-Паскаль. — Я выведу вас наружу, и вы войдете в замок так, будто только что приехали.
— Вчера было слишком темно для того, чтобы что-то разглядеть, сказала Белинда.
— Я хочу, чтобы вам обеим понравился замок. Он очень важен для нашей семьи.
— И все-таки вы его покинули, — заметила я.
— Ах, Люси, со щемящей болью. Но в нашей стране тогда царило смятение. Мы не знали, что делать.
До сих пор у французов еще живы воспоминания о Великой революции, которая произошла всего сотню лет назад. Когда император с императрицей были изгнаны, вы даже представить себе не можете, чем это было для страны. Мы решили, что все начинается заново. К счастью, события развивались не столь трагично, не с той интенсивностью, как в первый раз, когда наша родина так пострадала.
— Но вы сумели сохранить замок, — сказала я, — и он до сих пор принадлежит вам.
— Да, и я здесь частенько бываю. В общем-то, наверное, большую часть времени я провожу именно здесь. Виноделие — это ведь нечто вроде страстного увлечения. Я хотел бы убедить свою матушку вернуться сюда, но она предпочитает оставаться возле императрицы. Возможно, в один прекрасный день все изменится.
— Селеста никогда сюда не приезжает, — сказала я.
— Селеста… ах, бедная Селеста! Брак оторвал ее от родины и сделал женой политика.
— Возможно, сейчас она захочет вернуться?
Жан-Паскаль пожал плечами:
— Она не говорит о своих желаниях. Она знает, что здесь ее дом, наше родовое гнездо. Если ей захочется вернуться, она всегда может это сделать.
— Быть может, так и случится. Селеста не слишком счастлива в Лондоне.
— Да. Но не будем говорить здесь о печальных вещах. Мы должны приятно проводить время, я настаиваю на этом. Верно, Белинда?
— Да, я тоже настаиваю. Перестань хмуриться, Люси. Ты должна всему радоваться.
— Вот видите, — сказал Жан-Паскаль, — это приказ. Теперь давайте подойдем к замку так, словно вступаем в него.
Мы поднялись по внушительной мраморной лестнице, у подножия которой стояли две огромные мраморные вазы с зелеными кустами, склонявшими ветви до земли.
Оглянувшись, мы увидели, что подъездная аллея выходит на лужайку, расположенную прямо перед домом.
Жан-Паскаль велел нам повернуться к замку.
— Вы видите, что над зданием возвышается башня, — сказал он, — В старину ее называли сторожевой башней. В тревожные дни там, наверху, сидел человек, чьим долгом было следить за приближающимися и предупреждать обитателей замка обо всех подозрительных. Обычно дозорные проводили там время, распевая песни или играя на флейте. На этот пост всегда ставили какого-нибудь музыканта, поскольку он мог там практиковаться в своем искусстве. Я помню, как там выставляли пост в семидесятые годы, когда все ожидали неприятностей. Пока люди слышали пение или игру на флейте, они знали, что все в порядке.
У нас был свой дозорный. Эти песни так и назывались: «песнями дозорного», многие из них сочинены прямо там, наверху. Вот видите, башня в центре, а чуть ниже — то, что называют дворцом, то есть та часть замка, где живет семья.
Он махнул рукой в сторону лужайки:
— А здесь устраивались рыцарские турниры.
В средние века замок был центром жизни всей округи.
Вы видите своды, поддерживающие лестницу, там собирались нищие и бродяги. В те времена им выносили объедки со стола. Теперь все, конечно, иначе.
Мы прошли в холл.
— В средние века здесь была главная гостиная, — продолжал свой рассказ Жан-Паскаль. — Взгляните наверх, и вы увидите отверстие в крыше, где когда-то была отдушина, через которую выходил дым. Но сто лет назад замок перестраивали, и теперь у нас здесь большой камин с трубой, через которую уходит дым. Присмотревшись повнимательней, вы можете заметить в центре холла место, где когда-то располагался очаг. Посмотрите на эти изразцы. Замок действительно изменился со времен средневековья, но мы гордимся прошлым, и наше семейство старалось по возможности сохранять все в первозданном виде. Однако если что-нибудь причиняло чрезмерные неудобства, тогда, конечно, мы приводили и это в соответствие с требованиями времени.
Он рассказывал, и я живо представляла себе картины былого. Я видела нищих под лестницей и гостей в роскошных костюмах, стоящих на ступенях той же лестницы в теплый летний вечер. Я думала о предыдущих поколениях Бурдонов, о том, какую они вели жизнь. Похоже, она у них шла неспешно… даже в разгар дня.
Жан-Паскаль показал нам салон и столовую — помещения, появившиеся в Замке в течение последних двух столетий; мы осмотрели дополнительное крыло замка, пристроенное для того, чтобы иметь больше спален для гостей. Здесь была смесь древности и… ну, не совсем современности, но, во всяком случае, более поздних периодов, чем эпоха строительства замка Бурдон.
Теперь я понимала, почему Жан-Паскаль гордился замком и какой трагедией для его семьи была необходимость покинуть свой дом. Меня удивляло, отчего они не стремятся обратно. Жан-Паскаль ответил:
— Мои родители были преданы Наполеону и Евгении. Они проводили большую часть времени при дворе — гораздо большую, чем здесь, и, когда император с императрицей вынуждены были отправиться в изгнание, мои родители сочли своим долгом присоединиться к ним.
Здесь было так много интересного, что осмотр замка длился очень долго.
— Когда-то, — сообщил нам Жан-Паскаль, — дворянские семьи отсылали своих сыновей и дочерей для воспитания в другие семейства. Не знаю, откуда появился этот обычай; возможно, считалось, что родители излишне снисходительны к своим детям. Здесь тоже воспитывали молодых людей и девушек. Мужчины должны были усваивать светские манеры, уметь сражаться на турнирах и так далее, чтобы достойно показать себя при дворе, когда настанет их время.
— А девушки? — спросила Белинда.
— О, их учили, как быть хорошими женами и матерями, как ублажать своих мужей.
— А мужчин учили ублажать своих жен? — спросила я.
— Ах, мисс Люси, это как раз то, что они знали без всякого обучения. Я вижу, вы настроены скептически. Вы не верите, что у мужчин есть некоторые врожденные свойства?