Удивление на его лице сменилось радостью.
— Ах, Люси…
Он обнял меня. Я заметила, что эта женщина смотрит на нас с улыбкой.
— Благодарю, миссис Грин, — сказал Роланд, вспомнив о ее присутствии. — Это моя жена. Принесите нам, пожалуйста, чаю. — Он вновь обнял меня. Пойдем наверх. Какое счастье видеть тебя! Не могу выразить, как я рад.
— Я думала, что ты находишься в конторе.
— Я действительно сидел там как проклятый до сегодняшнего дня. А теперь взял часть работы на дом.
Хотелось сменить обстановку, а кроме того, здесь мне никто не мешает работать. Мне не терпелось вернуться в Мэйнорли. — Он открыл дверь. Проходи в гостиную. Боюсь, никакого сравнения с Мэйнор Грейнджем она не выдерживает.
— Ну и что, это же просто… пристанище.
— Его нам хватает. Конечно, это не назовешь домом… но супруги Грин мне нравятся. Они хорошо справляются со всем.
— Мне кажется, здесь довольно мило. Уютно. Ты мог бы кое-что здесь переделать.
— Филлида часто об этом заговаривает. Но ведь это не наш дом: мы просто снимаем его. Мы не раз говорили о том, чтобы приобрести собственный дом, но дальше разговоров дело не шло. Самое главное, что ты здесь. Скажи, что заставило тебя приехать? Ты хотела видеть меня?
— Разумеется, хотела. Но я не решилась бы мешать твоей работе, если бы не Белинда. Она нагрянула в Мэйнорли и чуть ли не силой выжала из меня обещание приехать на несколько дней в Лондон.
— Эта сумасбродная Белинда! — сказал Роланд.
— Да, она такая. Мы приехали бы еще вчера, если бы не пожар.
— Пожар?
— О да. Я должна все рассказать тебе. Пожар произошел в нашей комнате. Кровать пришла в полную негодность, а весь чудный полог с балдахином превратился в обгорелые лохмотья. Никто не знает, как это началось. Эмери считает, что полог загорелся от упавшей свечи. Некоторое время он тлел, а потом вспыхнуло пламя. Во всяком случае, мы думаем, что все произошло именно так.
— Но когда это все произошло?
— В позапрошлую ночь.
— Ночью, когда ты была в кровати!
— Все в порядке, Роланд. Я вовремя проснулась.
— О Господи… — пробормотал он.
— Пожар только-только начался. Я вскочила и разбудила весь дом. Эмери действовал превосходно.
Роланд крепко прижал меня к себе.
— Люси…
— Все уже кончилось, Роланд-Филлида ужасно переволновалась.
— Ах да, Филлида…
— Она все время говорит о том, что могло бы случиться со мной. Но ведь этого не случилось, а впредь я буду более осторожной.
— Я все-таки не могу понять, как это произошло.
— Эмери уверен, что во всем виновата свеча, и я думаю, что он прав. Так или иначе, все очень быстро кончилось.
Он отпустил меня, сел и закрыл руками лицо.
Я подошла к нему и мягко отвела его руки в стороны. Лицо Роланда было искажено страданием.
Я ощутила прилив нежности и подумала: как он любит меня! Я должна стараться так же любить его, должна заботиться о нем. Мне вдруг захотелось защитить его от чего-то.
— Забудь об этом, Роланд, — сказала я. — Все кончилось. Филлида заменит кровать. К нашему возвращению там будет стоять новенькая.
Казалось, он не слышал меня. Он смотрел перед собой невидящим взглядом, и я понимала, что он представляет себе комнату, в которой пламя лижет полог, поднимается к балдахину и охватывает меня, лежащую там и ничего не ведающую.
Он не мог говорить ни о чем другом.
Раздался стук в дверь, и вошла миссис Грин с чаем.
Пока мы пили чай, я сообщила Роланду, что Белинда приехала ко мне по делу. Он не обратил на мои слова никакого внимания. Я решила, что мысленно он все еще пребывает в спальне Мэйнор Грейнджа.
— Завтра я пойду вместе с ней, — сказала я.
Некоторое время я раздумывала, стоит ли посвящать Роланда в неприятности Белинды, и пришла к выводу, что неприятности эти носят интимный характер и делиться ими нельзя даже с мужем.
— Понимаю, — сказал он.
— Ты, конечно, будешь занят. Как, по-твоему, к пятнице ты управишься с делами?
— Безусловно. Мы вернемся вместе.
Потом мы заговорили о нас, и Роланд рассказал, как он скучал без меня.
— Мне следовало поехать с тобой, — сказала я…
Он с улыбкой кивнул, а затем заметил:
— Филлиде было бы плохо одной в Мэйнор Грейндже. У нее сложилось впечатление, что слуги косо посматривают на нее, считая, что она узурпирует права хозяйки.
На это я не ответила, так как знала, что в этом есть доля истины. Подумав, я сказала:
— Ты же знаешь, что за народ эти слуги. Эмери, например, служили здесь еще при моей матери. Сама я свою мать никогда не видела. Она умерла, родив меня, но моя сестра Ребекка так много рассказывала о ней, что она представляется мне совершенно реальным человеком. Так вот, перед тем как Эмери переехали сюда, они служили у моей матери в ее небольшом лондонском доме. Потом она взяла их с собой.
Теперь ты понимаешь, как давно они исполняют свои обязанности.
— О да. И Филлида тоже понимает. Мне кажется, она хотела бы, чтобы мы купили наш собственный дом и начали все заново…
— Мне она ничего не говорила.
— И не скажет. Иногда у нее появляется чувство, что она в каком-то смысле лишняя. Это постоянно у нее в мыслях. Она все время думает, не лучше ли ей оставить нас.
— О нет. Куда же она пойдет? Я очень люблю ее и знаю, что и ты не хотел бы расставаться с ней.
— Мы всегда были вместе. Это было бы ужасно больно для нас обоих.
— Для меня тоже. Я нежно люблю ее и всегда думаю о ней, как о родной сестре.
— Я уверен, что она чувствует к тебе то же самое.
— Ее выбил из колеи этот пожар.
— Могу себе вообразить. Кстати, как тебе нравится ее идея? Может быть, дом где-нибудь в Йоркшире?
Это недалеко от Бредфорда и было бы удобно, да и места там красивые.
Я молчала. Мне не хотелось уезжать из Лондона и Мэйнорли.
— Конечно, мы могли бы сохранить этот домишко.
Я осмотрелась. Представить подобный дом в качестве семейного гнезда мне было трудно. Высокий узкий дом, расположенный на улице, состоящей из таких же домов, — в нем казалось мрачно после больших просторных комнат лондонского дома, принадлежавшего теперь Селесте, и после Мэйнор Грейнджа. К тому же Мэйнор Грейндж с его просторными комнатами, с его неистребимым романтическим духом очень многое значил для меня.