И вот этот день наступил. Были добрые пожелания и подарки, и все вели себя так, словно я совершила нечто замечательное, прожив на свете семнадцать лет.
Концерт начинался в половине третьего.
Утром я улизнула в парк. Я все время думала о своем разговоре с Маркусом и его постоянных упоминаниях о том дне, когда мне исполнится семнадцать лет. Дело в том, что я уже начала верить в его любовь ко мне, и эта мысль приводила меня в ужасное волнение. Едва ли отдавая в этом отчет, я вбила себе в голову, что мое семнадцатилетие явится поворотным пунктом в наших отношениях, ведь, в конце концов, он намекал именно на это.
Потом я начала сомневаться, но эта мысль не оставляла меня.
Я винила во всем Аннабелинду. Она с такой решительностью осуществляла свое намерение постоянно быть рядом с Маркусом. Я говорила себе, что он этого не хочет, но слишком хорошо воспитан, чтобы попросить ее уйти. Я пыталась убедить себя в этом и подавить свои сомнения.
Я увидела его в парке и почувствовала себя счастливой: мне показалось, что он ищет меня.
Теперь Маркус передвигался без особых затруднений. Мама незадолго до моего дня рождения передала мне слова доктора Эджертона, что Маркуса выпишут из госпиталя примерно через неделю.
Он был с палкой, но двигался с видимой легкостью.
Я окликнула его.
Маркус Мерривэл остановился:
— Люсинда! Мои поздравления. У вас сегодня такой праздник! Вы должны гордиться.
— О, это все благодаря маме. Она твердо решила, что все должны узнать об этой великой дате.
— И правильно.
— Ну, возможно, и не был. Но, знаете ли, теперь я ни на что не годен.
— Вас не пошлют?..
— На передовую? Пока нет. Сейчас меня на некоторое время упрячут в военное министерство, где мне найдут какое-нибудь занятие.
— Вам там будет интересно?
Маркус сделал гримасу. Мы проходили мимо скамейки, и я сказала:
— Не хотите ли посидеть?
— Доктора предписали мне тренировать ногу.
Но на самом деле я должен был бы репетировать.
— О, вы сегодня выступаете?
— Да, меня вовлекли в это.
— Что вы исполняете?
— «По дороге в Мандалей». [7]
— К вашим многочисленным достоинствам прибавляется еще и голос?
— Я не уверен в своих достоинствах. Думаю, еще вопрос, есть ли они у меня. А голос — это, ну… всего лишь голос. Вот и все.
— Какой вы скромный!
— Вовсе нет. Подождите до моего выступления.
Песня очень популярна, поэтому, возможно, мне это сойдет с рук.
Я догадывалась, что Аннабелинда скоро обнаружит, что мы находимся вместе, и была права.
Она торопливо вышла из дома.
— О, вы здесь, Маркус. Доктор Эджертон требовал, чтобы вы не утомлялись.
— Напротив, он велел мне тренировать ногу.
— Он рекомендовал проявлять умеренность.
— Я очень умерен.
— Сколько ажиотажа вокруг концерта! Мне не терпится услышать «Мандалей».
— Я думаю, что буду оправдываться страхом сцены.
— Никто вам не поверит, — сказала я. — Я уверена, что вас ждет большой успех. Никто не ожидает услышать Карузо.
— По-моему, — добавила Аннабелинда, — остальные будут выглядеть полными дилетантами. Вы станете главным номером программы, Маркус.
— Мой страх сцены растет с каждой минутой.
Не будьте слишком высокого мнения обо мне, моя дорогая Аннабелинда.
— У меня на этот счет свое мнение, Маркус.
— Я знаю, но, пожалуйста, не ждите слишком многого. Я пою очень громким голосом, и это почти единственное достоинство.
— Мне так хочется вас услышать, — промолвила Аннабелинда.
— Думаю, мне надо идти, — сказала я. — Осталось еще много дел.
— Увидимся позднее, — беспечно бросила Аннабелинда.
И я оставила их и, поникшая, вошла в дом. Я ошиблась: Маркус не собирался сказать мне что-то важное. Он так серьезно говорил о моем дне рождения, явно показывая, что ждет его, а все свелось к обсуждению его исполнения «Дороги в Мандалей».
Концерт прошел успешно, хотя, пожалуй, отличался нехваткой исполнителей, а не открытием талантов. Но все наслаждались им и тем больше веселились, чем неудачнее были выступления.
«Мандалей» Маркуса имел потрясающий успех, которым он был обязан скорее своей самоуверенности, чем таланту. Однако у него оказался приятный голос, достаточно сильный, чтобы его услышали все в зале, а его изображение темпераментной оперной знаменитости позабавило зрителей.
Исполнялись и другие песни, некоторые из которых появились еще в самом начале века. Зрители очень хорошо приняли «Солдат королевы», хотя они и не отвечали духу времени. Потом последовали «Прощай, Долли Грей», еще одна популярная песня. И кто-то продекламировал «Ганга Дин». Все эти номера вызвали бурю оваций, и присутствующие сошлись на том, что это был незабываемый день.
Я тоже никогда не забуду этот день и Маркуса, сведшего все к легкой болтовне в парке. Я не могла не чувствовать себя в какой-то степени униженной.
Я, как дурочка, вообразила себе то, чего не было.
Через три недели Маркус уехал. Перед отъездом он обедал у нас.
За столом он говорил о том, сколько радости получил от пребывания здесь и что моя мама заслужила медаль за все, сделанное ею.
Было очень весело. Аннабелинда выглядела особенно привлекательной. Она сидела рядом с Маркусом, и я чувствовала, что между ними есть определенная связь.
Как я могла оказаться настолько самонадеянной, чтобы вообразить, что он влюбился в меня? Маркус был светским человеком, и на какое-то время его позабавили моя юность и невинность. Разве он все время не подчеркивал мою наивность и свежесть?
Он хотел, чтобы я сохранила ее, став взрослой.
Почему? Что она могла для него значить? Для Маркуса все было всего лишь праздной болтовней, а я оказалась достаточно наивной, чтобы принять ее всерьез.
За обедом майор беседовал с моим отцом, объясняя ему, что будет работать в военном министерстве.
— Вам придется жить в Лондоне, — сказал отец. — Где вы остановитесь?
— Я присмотрю себе какое-нибудь пристанище.
А в конце недели буду уезжать к родителям. Если меня пригласят, я мог бы наведываться в Марчлэндз посмотреть, как идут тут без меня дела.
— Мы будем рады вам в любое время, — сказала ему мама, — Но я должна вас предупредить, что гостей часто заставляют работать.