— Я. Она на два года старше меня и никогда не позволяла мне забыть об этом.
— Ну, теперь ты уже достаточно взрослая, чтобы не беспокоиться об этих двух годах. — Роберт стоял неподвижно, глядя перед собой. — Есть что-то особенное в родном доме, — сказал он. — Каким-то образом он становится частью тебя самого.
— Я знаю.
— Этот загон вон там. Бывало, я ездил по кругу на моем пони, чувствуя себя отчаянным смельчаком. Никогда не забуду дня, когда мне впервые позволили натянуть поводья. А там старый дуб.
Как-то раз я влез на него. Я совершил какую-то провинность и считал, что здесь меня не смогут найти.
— Не поверю, что ты когда-нибудь мог сделать что-то дурное.
— О, прошу тебя, — сказал Роберт. — Ты заставляешь меня выглядеть слишком благонравным. Могу тебе сказать, что у меня всегда были неприятности с няней Олдридж.
— Ну, уверена, самые невинные шалости.
— Ты смеешься надо мной.
— Все равно, ты хороший и всегда был таким.
На тебя можно положиться… не то что на Аннабелинду.
— Ты имеешь в виду, что я скучен.
— Почему люди считают, что хороший и скучный — это синонимы?
— Потому что часто так из вежливости называют прозаичного человека.
— Получающего награды на полях сражений?
— Это произошло случайно. Множество людей заслужили их, но не были замечены.
— Не хочу слушать такие слова. Ты никогда не был скучным, и я всегда радовалась твоему появлению.
— Люсинда, ты выйдешь за меня замуж?
Я молчала, и он продолжал:
— Я всегда этого хотел. Я знаю, что обе наши семьи придут в восторг.
Я не находила ответа. Я не могла притворяться, что это для меня неожиданность, ведь между нами всегда существовали особые отношения, но день свадьбы Аннабелинды, когда я призналась себе, что испытывала раньше нежные чувства к новобрачному, не подходил для такого разговора.
Я услышала свой запинающийся голос:
— Роберт… Я не думала…
— Понимаю, — сказал он. — Ты хочешь все обдумать. Замужество серьезная вещь.
Я все еще молчала. Выйти замуж за Роберта!
Все было бы приятно, уютно. Я буду жить в этом прекрасном месте. Моя мама очень обрадуется. Как и большинство знавших Роберта, она любила его.
Аннабелинда станет моей родственницей. Странно, что эта мысль мелькнула у меня одной из первых.
— Я знаю, что нравлюсь тебе, Люсинда, — сказал Роберт, — Я имею в виду, что ты-то не находишь меня скучным.
— Выбрось эти глупости из головы. Ты не скучен, и я очень, очень люблю тебя.
— Но… — грустно промолвил он.
— Просто это слишком неожиданно.
Его лицо озарилось улыбкой.
— Я действовал без подготовки? Я просто совершил грубый промах. Поверь мне.
— Нет, Роберт. Дело не в этом. Просто я еще не готова.
— Оставим это. Забудь мои слова. Мы поговорим об этом в другой раз.
— Да. Ты же знаешь, что я всегда счастлива быть с тобой. Я так обрадовалась, когда ты приехал в Марчлэндз. Но только сейчас…
— Ты не должна ничего объяснять.
Я повернулась к нему и обняла его, и на несколько секунд он прижал меня к себе.
— Роберт, — сказала я, — дай мне немного времени, пожалуйста.
— Хорошо… Я не сказал тебе одну вещь.
— Какую?
— В ближайшие три недели я должен пройти медицинскую комиссию.
— Что это значит? — в тревоге спросила я.
— Они определят, насколько я годен к военной службе.
— Не могут же они снова послать тебя на фронт!
— Посмотрим.
Несколько гостей вышли в сад, и к нам присоединилась тетя Селеста.
Я чувствовала себя очень обеспокоенной и выбитой из колеи. Мне было невыносимо думать, что Роберт покинет Англию.
У меня отлегло от сердца, когда прохождение Робертом медицинской комиссии пришлось отложить. Возникли небольшие сложности с его ногой.
По мнению доктора Эджертона, ей требовался покой, и медицинская комиссия согласилась подождать еще несколько недель.
Эдварду уже исполнилось четыре года. Я не знала точную дату его рождения, но мама предложила считать ею четвертое августа. В этот день Британия объявила войну Германии.
— Пусть он напоминает нам о чем-то приятном, а не только обо всем этом ужасе, — сказала мама.
Эдвард подрос. Он был полон энергии, довольно разговорчив и забавен. Мы все считали его исключительно смышленым ребенком.
Эдвард любил ходить в гости. Он уже побывал на нескольких днях рождений у ребятишек, живущих по соседству, а теперь пришла его очередь.
Мы пригласили десять детей, испекли торт, в который вставили четыре свечи, и придумали развлечения для ребят.
Эдвард любил Андрэ, но, мне кажется, что ко мне он испытывал совсем особые чувства. Я всегда стремилась уделять ему как можно больше времени. Несмотря на то что за мною в детстве ухаживала замечательная няня, родители всегда оставались самыми близкими мне людьми. Мне хотелось быть таким же человеком для Эдварда. Мне хотелось возместить ему то, чего он лишился из-за бегства своей бессердечной матери и гибели любящей приемной матери. Я не хотела, чтобы ему чего-то недоставало в жизни.
Я обычно читала Эдварду вечером перед сном какую-нибудь сказку и знала, что он с нетерпением ждет этого.
Андрэ говорила:
— Он любит меня как свою няню, но вас как свою мать.
— Бедный малыш! — сказала я. — Как это все печально для него!
— Не ждите, что я буду жалеть его! — резко возразила Андрэ. — Я считаю Эдварда одним из счастливейших детей. Вот он, имеющий все… окруженный любовью. У него есть ваша мать, вы, я… и слуги, которые души в нем не чают и избаловали бы его, если бы я не приглядывала за этим.
— Потому что он просто прелесть.
Я понимала, что она думает о своем собственном детстве, которое было совсем другим. Бедняжка Андрэ! Меня очень радовало, что, живя с нами, она уже не казалась такой несчастной.
День рождения Эдварда праздновали в большой комнате. Совсем недавно я занималась в ней с мисс Каррутерс. Книги сложили в стенной шкаф, на большой стол, покрытый чернильными пятнами, постелили белую скатерть и расставили на нем джемы, блюда с пирожными и пшеничными лепешками. На самом почетном месте красовался именинный торт.
Все получили огромное удовольствие, когда Эдвард пытался задуть свечи, а остальные ребятишки сгрудились вокруг него. Все было с наслаждением съедено, а когда посуду убрали со стола, мы играли.