Миллисент смотрела поверх головы миссис Трент, но та продолжала, указывая на своих двух внучек, которые стояли поблизости.
— И мои девочки положат этот торт под свои подушки, не так ли, девочки? Им хочется ночью увидеть своих будущих мужей. — Она повернулась к Миллисент. — Осмелюсь спросить, вы останетесь на ночь?
Миллисент признала, что останется.
— Слишком далеко, чтобы возвращаться ночью, — продолжала миссис Трент. — А также и опасно. Я не хотела бы отправиться в путь, когда стемнеет. Эти разбойники на дорогах стали очень наглыми. Они не удовлетворяются тем, что отбирают у женщин кошельки…
Как мне говорили, они хотят кое-чего еще, помимо этого.
Миллисент пробормотала:
— Извините. — И отошла, чтобы присоединиться к своей матери.
Веселье продолжалось, гости подходили поздравить нас; были произнесены все тосты. Дикон произнес речь, сказав, как счастливы он и моя мать, и сделал ударение на необычности происходящего, заключавшегося в том, что его сын женится на дочери жены, и это будет самый хороший союз, какой только можно вообразить.
Все зааплодировали, слуги унесли еду, и начались танцы. Как было принято, мы с Диконом открыли танцы, за нами последовали Дэвид с моей матерью, другие танцевали рядом с нами.
Я устала и была немного не в себе, отчасти успокоившаяся, отчасти обеспокоенная. Гости начали разъезжаться. Остались только те, кто должен был заночевать в доме.
Перед отъездом миссис Трент подошла проститься со мной.
— Полагаю, вы рады, что мы уезжаем, — сказала она, ее глаза блестели, и она почти со злобой смотрела на меня. — Теперь, — продолжала она, — может начаться настоящая свадьба.
Я смотрела, как они уходят, и чувствовала себя счастливой от того, что они больше не находятся под нашей крышей.
Экипажи стали отъезжать, а мы стояли в дверях и махали им руками, пока они под стук копыт не скрылись в темноте.
Затем Дэвид взял меня за руку, и вместе мы пошли в комнату для новобрачных, в которой многие из семьи моей матери провели свою первую в супружеской жизни ночь.
Все мои сомнения исчезли. Дэвид был необычайно добр, нежен и деликатен, полон желания сделать все, что может доставить мне удовольствие. Мы перешли от долгой дружбы к более интимным отношениям так, как будто это было самое естественное на свете. Я с радостью рассталась со своей невинностью.
Когда я проснулась на следующее утро после свадьбы, Дэвид еще спал. Он неуловимо изменился, думаю, так же, как и я. Он уже не был спокойным молодым человеком, погруженным в серьезные вопросы. Он страстно любил меня, и я была очень счастлива. Мы всегда были самыми лучшими друзьями, но эта новая близость оказалась приятной для меня. Я чувствовала счастье и безопасность. Я узнала другого, нового Дэвида, и, осмелюсь сказать, что он чувствовал то же самое по отношению ко мне. Меня всегда интриговала фраза из Библии, которую я мысленно произнесла: «Он пришел к ней и познал ее». Теперь я понимала, что это значит. Дэвид пришел ко мне и познал меня, а я познала Дэвида, и мы были едины.
Когда Дэвид проснулся и увидел меня смотрящей на него, он ответил мне взглядом, полным какого-то восхищения. Мы обнялись. Я знала, что он чувствовал то же самое, что и я, и что нам не нужны слова, чтобы выразить наши мысли. Это было частью новых взаимоотношений, которые возникли между нами.
Матушка с беспокойством посмотрела на меня. Я, должно быть, выглядела сияющей, и ее опасение тут же испарилось. Она близко подошла ко мне и сказала:
— Я так рада, моя дорогая. Теперь ты будешь счастлива.
Она выглядела такой же, как раньше.
Что это были за счастливые дни! Лондон всегда будоражил меня: суета, экипажи с красивыми женщинами и мужчинами, магазины, полные восхитительных товаров, мальчики с факелами на темных улицах — жизнь кипела везде.
Теперь быть здесь с Дэвидом, строить планы, как мы проведем день, казалось полным блаженством.
Мы остановились в фамильном особняке на Альбемарл-стрит и почувствовали себя почти как дома, но в первый раз дом был в нашем полном распоряжении. Я чувствовала себя повзрослевшей, и мне нравилось, что слуги из-за моего нового положения, связанного с супружеством, обращаются со мной совершенно иначе.
Так началась одна из самых счастливых недель в моей жизни, которая, конечно, и была такой, какой должен быть медовый месяц. Я намеревалась наслаждаться каждым моментом, и в течение этого времени все мои сомнения исчезли. Я уверовала, что мой выбор был сделан правильно.
Существовало так много интересных вещей, которыми можно было заняться. Нам нравилось бродить по улицам, прогуливаться по рынку, слушая уличных торговцев; мы отправлялись на прогулку вдоль реки до Хэмптона и забирались далеко, до самого Кенсингтона, возвращаясь обратно по мосту через Вестборн в Найтсбридж. Когда мы следовали мимо Кингстон-хауса, Дэвид рассказал мне о недавнем скандале, имевшем отношение к последнему герцогу и его любовнице Элизабет Чедли, которая собиралась стать герцогиней несколько лет назад. Это был нашумевший судебный процесс.
У него было много интересных историй, которые он рассказал мне, и я чувствовала, что вижу Лондон совершенно иным. Мне нравились наши неторопливые прогулки по улицам Сити, когда он указывал на те исторические места, которые были сценой многих событий из истории нашей страны. Это был, например, Паддинг-лейн, где ужасный пожар, возникший в магазине булочника, бушевал с понедельника до четверга. Дэвид мог рассказывать живо, и я видела яростный огонь и людей, в ужасе выбегающих из своих домов, суда на реке и, наконец, эксперимент с черным порохом, который снес дома перед стеной огня и таким образом остановил его продвижение. Мы посетили новый собор Святого Павла, построенный на месте старого, величественный образец работы Кристофера Рена.
Дэвид как бы оживлял историю.
Мы неторопливо прошли мимо Карлтон-хауса и остановились полюбоваться на колоннаду одного из домов принца Уэльского, который раньше был резиденцией Фредерика, принца Уэльского, умершего прежде, чем он сел на трон. Он был связан с Кингстон-хаусом печально известной герцогиней, фрейлиной принцессы Уэльской, которая тоже жила в прекрасном Карлтон-хаусе.
У Дикона было много знакомых в Лондоне, и некоторые из них стремились развлечь его родных во время их пребывания здесь, но, поскольку мы только что поженились, они считали, и кстати совершенно правильно, что мы предпочтем провести несколько дней друг с другом. Итак, несколько первых дней недели мы были предоставлены самим себе, и, думаю, они были самыми счастливыми. Особенно мне доставляло удовольствие то, что я поверила в правильность выбора мужа. Чем больше мы были вместе, тем больше мы находили общего. Конечно, он подстраивал мои вкусы под свои, но в этом была своя прелесть, потому что мне было не трудно подчиняться ему. Я была очень счастлива в эти дни. «Дни моей невинности» назвала я их позже, когда меня охватило желание убежать от себя такой, какой я стала, и вернуться назад, в те дни. Очень немногие люди хотели бы повернуть время назад больше, чем я.