Я изумленно посмотрела на нее.
— Так вот почему он рос и воспитывался у нас!
— Не совсем так. Лизетта вышла замуж за одного фермера, и, когда того убили, — опять эта ужасная революция — она поселилась у нас вместе с сыном. Я говорю тебе это, чтобы ты имела в виду, что Луи-Шарль — твой единокровный брат.
Во мне забрезжила догадка. Она опасалась возможности любовного романа между мной и Луи-Шарлем. Запинаясь, она продолжала:
— Так что видишь, ты и Луи-Шарль никогда не могли бы…
— Милая мама! — вскричала я. — В любом случае такой опасности не существует. Я никогда не соглашусь выйти замуж за человека, который смотрит на меня сверху вниз. Он научился этому у Шарло, он во всем подражает Шарло!
— Ну, ну, это просто братские чувства, — быстро проговорила она. — На самом деле Шарло очень к тебе привязан.
Мне стало легче на душе: я-то думала, что она собиралась говорить о Джонатане. Но чувство облегчения длилось недолго, ибо матушка немедленно продолжила:
— И вот еще Джонатан и Дэвид. В семье, состоящей главным образом из молодых мужчин… и среди них одна молодая девушка… обязательно возникнут осложнения. Мне кажется, и Дэвид, и Джонатан очень увлечены тобою, и, хотя их отец стал моим мужем, между вами нет кровного родства…
Я вспыхнула, и мое смущение, казалось, ответило на ее вопрос.
— Джонатан так похож на своего отца… Я знала Дикона еще в возрасте Джонатана. А я была моложе, чем ты сейчас, и уже тогда любила его. Я бы вышла за него, но моя мать воспротивилась. У нее были свои причины… Может быть, она была и права — в то время… Кто знает? Но это все в прошлом. Нас сейчас волнует будущее. — Она нахмурила брови. — Видишь ли, они не просто братья, а близнецы. Говорят, близнецы очень близки друг другу. Можешь ты сказать, что Джонатан и Дэвид близки?
— Я бы сказала, что они далеки друг от друга, как два полюса.
— Ты права. Дэвид такой вдумчивый, такой серьезный. Он очень умен, я знаю. Джонатан тоже умен., но совсем по-другому. О, он так похож на своего отца, Клодина! Я думаю, оба брата все больше увлекаются тобою, и это создаст вскоре сложную ситуацию. Ты растешь так быстро. Дорогое дитя, помни, всегда, что я — здесь, рядом, если надо поговорить… поделиться…
— Но я знаю, матушка, что вы всегда со мной! Я чувствовала, что ей хотелось сказать еще многое, но она не была уверена, смогу ли я понять ее. Как большинство родителей, она все еще видела во мне ребенка, и ей было трудно изменить это привычное представление.
В сущности, она предупреждала меня о грозящей опасности.
* * *
Жизнь в Эверсли била ключом. Хозяйствование в имении отнюдь не являлось единственным занятием Дикона и его сыновей. Дикон был одним из самых известных и важных лиц на юго-востоке страны; и у него было много интересов в Лондоне.
Дэвид любил дом и имение, поэтому Дикон мудро предоставил ему это поле деятельности. Дэвид часами просиживал в библиотеке, которую он значительно пополнил. У него были друзья, наезжавшие к нему из Лондона и иногда гостившие у нас по несколько дней. Все они были очень образованы и начитаны, и, как только кончался обед, Дэвид вел их в библиотеку, где они засиживались за полночь, попивая портвейн и толкуя о материях непонятных и неинтересных для Джонатана и его отца.
Я любила прислушиваться к их разговору за обедом, и, если вмешивалась в него или пыталась вмешаться, Дэвид приходил в восхищение и всячески поощрял меня высказать свое мнение. Он часто показывал мне редкие книги, карты и рисунки, изображавшие не только Эверсли и окрестности, но и различные части страны. Он интересовался археологией и немного посвятил меня в эту науку, показывая и рассказывая, что было найдено при раскопках и как картины древней жизни могут быть восстановлены с помощью изучения найденных вещей. Дэвид был страстным любителем истории, и я могла слушать его часами. Он давал мне читать книги, и потом мы обсуждали их, иногда гуляя в саду, иногда во время поездок верхом.
Время от времени мы останавливались подкрепиться в каком-нибудь старинном трактире, и я замечала, как сильно Дэвид нравился людям. Они относились к нему почтительно, но я быстро поняла, что это было уважение совсем иного рода, чем то, которое они оказывали Дикону или Джонатану. Те требовали его — не словесно, конечно, но всем своим видом превосходства. Дэвид был другим: он был добр и мягок в обращении, и дань уважения отдавалась ему потому, что люди отзывались на его доброту и кротость и хотели, чтобы он знал это.
Общение с Дэвидом доставляло мне огромное удовольствие. Он будил во мне интерес к самым разнообразным вещам, и те предметы, которые могли показаться скучными, становились увлекательными, когда он их мне объяснял. Я не могла не видеть, что он продвигает вперед мое образование куда быстрее, чем это делает моя гувернантка; у меня даже стал исчезать мой французский акцент, проявляясь теперь лишь изредка. Я все больше привязывалась к Дэвиду.
Иногда у меня появлялось желание, чтобы Джонатана, вносившего в мою жизнь такую сумятицу, вовсе не было на свете.
Два брата были почти во всем диаметрально противоположны. Они и внешне отличались друг от друга, что было довольно странно, так как, если сравнивать черту за чертой, они были одинаковы. Но совершенно различные характеры братьев наложили свой отпечаток на их лица и сводили на нет это сходство.
Джонатан был не тот человек, чтобы осесть в поместье и заниматься сельским хозяйством. Он вел какие-то дела в Лондоне. Я знала, что одной из сфер его деятельности было банковское дело. Мой отчим, богатый и влиятельный, имел очень разносторонние интересы. Он часто бывал при дворе, и матушка сопровождала его при этом, так как он никуда не уезжал, не взяв ее с собой. Найдя свое счастье так поздно в жизни, они как будто преисполнились решимости не упустить ни одного часа из того времени, что еще могли быть вместе. Таковы же были мои дедушка с бабушкой. Такими, я думала, должны быть, наверно, все идеальные браки — те, в которые вступают люди, зрелые в суждениях и разбирающиеся в поведении мужчин и женщин. Жаркое пламя юности вспыхивает и быстро выгорает; но ровный огонь зрелого возраста, поддерживаемый опытностью и пониманием, может ярко гореть всю жизнь.
Беседы с Дэвидом будоражили и обогащали мой ум; с Джонатаном я испытывала совершенно иные чувства.
Его отношение ко мне изменилось: я ощущала в нем некое нетерпение. Иногда он целовал меня и прижимал к себе, и в его манере обращения сквозил какой-то тайный смысл. Инстинктивно я чувствовала, что это значит. Он хотел заниматься со мной любовью.
У меня могло бы возникнуть романтическое чувство к нему. Я не могла притворяться перед самой собой, что он не пробуждал во мне новые, неизведанные эмоции, которые я не прочь была испытать; но я также знала, что он заигрывает со служанками. Я видела, какими глазами они смотрят на него, и его ответные взгляды. Я слышала, как они шептались, что у него в Лондоне есть любовница, которую он навещал каждый раз, как бывал там, а это случалось частенько.