Вероятно, такая красивая девушка, как Эви, напоминает Софи о собственном несчастье. Как печально, что кто-то видит жизнь только в таком свете. Бедная Софи! Но кто я такая, чтобы осуждать ее за человеческие слабости?
— Я тоже зайду к ней, — сказала я.
Тут из дома появился Альберик. Он поклонился нам и перевел взгляд на Долли.
— Мадемуазель д'Обинье будет рада видеть мадам Френшоу и вас, мадемуазель.
— Надеюсь, что это так, — ответила я.
— Она ожидает вас, — обратился он к Долли. Долли повела свою лошадь в конюшню, а я, попрощавшись с Эви, вошла в дом.
Софи сидела в маленькой комнатке, выходившей в холл, где обычно принимала визитеров. Она была в своем розовато-лиловом платье, которое так шло к ее смуглому лицу; чепец гармонировал с платьем.
— Как хорошо, что ты пришла, Клодина, — сказала она.
— Я хотела узнать, как у вас дела. Я, наверное, не скоро смогу прийти в следующий раз — только после родов.
— Садись, дитя мое. Ты, должно быть, устала. Я ответила, что небольшая прогулка, — это как раз то, что мне под силу.
Вошла Жанна и поздоровалась со мной.
— Вы просто чудеса сделали в доме, Жанна, — сказала я.
— Это было так приятно.
— Очевидно, все уже почти закончено.
— Мы постоянно находим что-то недоделанное.
В это время робко вошла Долли, и Софи поманила ее рукой.
— Проходи и садись, Долли. Сегодня у нас лимонад.
Альберик, принеси, пожалуйста.
— Лимонад! — воскликнула я. — Не отказалась бы… Я знаю, что французы — любители лимонада. Помню, раньше в Париже его продавали на улицах…
— Прежде чем все пошло не так.
— У меня есть немного кекса, — вмешалась Жанна. — Английский кекс подходит к французскому лимонаду.
Когда она вышла, я сказала:
— Да, тетя Софи, вы чудеса сделали с домом.
— Я так рада, что нашла его. Теперь все пойдет по-иному.
Я стала независимой.
Мы с Жанной это ценим. И у меня есть мои друзья. — Она коснулась руки Долли, и девушка скромно улыбнулась. — Мы учим Долли французскому, а Альберика — английскому. Это забавно.
Тот факт, что тетя Софи находит что-то забавным, сам по себе являлся чудом, и я заметила, что Долли и Альберик делали для нее столько же хорошего, сколько она для них.
Вошел Альберик с лимонадом.
— Раз у нас сегодня гостья, — сказала Софи, — урока не будет.
— Это очень приятно для мадемуазель иметь гостя, — произнес Альберик на ломаном английском.
— Очень хорошо, — сказала тетя Софи. Она обратилась к нему по-французски с просьбой разлить лимонад. — Долли, подай нам, пожалуйста, кексы.
Долли вскочила с приятной улыбкой на лице.
— Сегодня они особенно вкусны, — сказала Софи, надкусив один из кексов. — Они, наверно, знали, что нас сегодня удостоит чести гостья из Эверсли.
Я сказала ей, что всегда с радостью приду к ней по первому зову.
Она кивнула и стала расспрашивать о здоровье матушки.
— Спасибо, она чувствует себя отлично и скоро должна родить.
— В августе? Бедная Лотти, она немного старовата.
— Она не считает себя «бедной», — живо ответила я.
— Нет, разумеется, нет.
Она всегда все имела… Воображаю, какая сейчас вокруг нее суета.
— Ты имеешь в виду роды? Акушерка уже прибыла. Правда, еще рано, но Дикон настоял. Он действительно очень волнуется. Я никогда раньше не видела его таким.
Видимо, мне не следовало подчеркивать его преданность моей матери, поскольку преданность и забота находились среди тех понятий, которые Софи воспринимала с трудом. Иногда мне даже казалось, что ей хочется, чтобы мою мать постигло какое-нибудь несчастье. Сама эта мысль приводила меня в ужас, и в этот момент я чувствовала неприязнь к тете Софи. Почему она не смирится с собственным несчастьем? Зачем она поддается собственному чувству обиды на жизнь и злословит?
Но кто я такая, чтобы осуждать ее? Вне всякого сомнения, мне предстоит прожить всю мою жизнь с осознанием того, что мой собственный грех гораздо больше, чем те, которые я осуждаю в других.
— Августовский ребенок… — сказала тетя Софи. — А твой ожидается в сентябре? Представляю себе двух новорожденных в детской, которая долго пустовала.
— С детскими всегда так бывает.
— Двоих вместе легче растить, — заметила практичная Жанна. — Они составят компанию друг другу.
— Я тоже так думаю, — улыбнулась я Жанне. Подошел Альберик, чтобы добавить мне лимонаду, прохладного и восхитительного, а немного погодя я сказала, что мне пора уходить, так как сегодня мне понадобится более продолжительный отдых.
— Правильно, нужно делать то, что организм требует, прокомментировала Жанна. — Если вы чувствуете, что устали, значит, надо отдохнуть.
Я одобрительно улыбнулась Жанне. Она такая разумная и здравомыслящая.
— Прежде чем уйти, не хотите ли осмотреть дом? — спросила она. — Мы тут произвели кое-какие изменения.
Вы не очень устали?
— Да, с удовольствием. Мне давно нравится этот дом.
— Я покажу мадам Френшоу наш дом, — сказала Жанна, а я поцеловала тетю Софи и попрощалась с Долли и Альбериком.
Когда мы выходили, я услышала голос тети Софи:
— Теперь, мои дорогие, мы продолжим наш урок. Начинай, Долли. Тебе нужно больше разговорной практики.
И помни, не надо стесняться.
Закрывая дверь, Жанна улыбнулась мне.
— Это доставляет ей огромное удовольствие, — сказала она. — Они составляют приятную пару. Малютка Долли — мышка, а Альберик умеет рычать как лев. Они развлекают ее, у них получается хороший диалог. Долли делает успехи, но ей нужно преодолеть застенчивость.
Альберик… этим не страдает.
— Хорошо, что она заинтересовалась этим.
— И, кроме того, домом. Ей необходимо чем-нибудь увлечься.
Именно этого я всегда ей желала.
— Вы просто чудо, Жанна. Вы знаете, как мы вас ценим.
— Мы очень многим обязаны месье Джонатану. Он вывез нас из Франции. Нам бы там долго не выжить. Мы никогда этого не забудем.
— Как раз такого рода авантюры он проворачивает отлично, — резко проговорила я.
— Он похож на своего отца, который стал добрым мужем мадам Лотти.
— Да, — согласилась я. — О, я вижу у вас на галерее появились занавеси.
— Без них там было как-то пусто. А эти занавеси такие хорошие. Мадемуазель д'Обинье хотела повесить новые, но я решила, что, если эти занавеси хорошенько вычистить и кое-где подштопать, они станут как новые.