— Ладно, — согласился Питер. — Это, пожалуй, лучшее место, на какое мы можем рассчитывать. Я просто подумал о том, что произойдет, если толпа начнет двигаться.
— Надо держаться вместе, — сказал Джонатан. — Не отставай, цыганочка! Ты меня слышишь?
Шум и крики усилились, и вот появился сам великий герцог. Тамариск отчаянно закричала: «Я ничего не вижу! Тут так много людей!» Джонатан поднял ее и, к огромной ее радости, усадил на плечо, так что теперь Тамариск возвышалась над толпой.
Герцог садился в карету, отвечая на приветственные крики. Его нельзя было назвать высоким или низким — «Пять футов девять дюймов», — решила я. Он прекрасно смотрелся в военной форме, украшенной орденами; хорошая фигура, упругая походка, говорившие о прекрасной физической форме. У него был орлиный профиль, и мы находились достаточно близко, чтобы разглядеть его серые проницательные глаза.
— Боже, благослови великого герцога! — то и дело слышались выкрики из толпы. Стоял гул восторженных голосов.
Затем толпа двинулась вперед. Из кареты выпрягли лошадей, ее окружили люди, пожелавшие сами довезти экипаж до дома герцогини на Гамильтонплейс. Это было небывалое зрелище.
— Ну вот, — сказал Джонатан, — из окна мы мало что могли бы увидеть, правда?
— Там было бы удобней, — заметила я.
— Здесь удобно! — стояла на своем Тамариск.
— Но не все же удостоились чести сидеть на плече галантного джентльмена! — напомнила ей я.
Она счастливо осматривалась вокруг. Карета медленно продвигалась вперед, и толпа следовала за ней. Джонатан снял Тамариск с плеча, поставил на землю и сказал:
— Держись поближе!
Толпа начала давить сильней. Именно об этом предупреждал нас Питер. Ревущее людское море окружило карету герцога.
— Нужно выбираться из толпы, — сказал Питер. Он взял нас с Амарилис за руки. — Пошли.
Тамариск заявила:
— А я хочу идти за каретой!
С этими словами она повернулась и пошла в противоположном направлении.
— Тамариск! — закричала я.
Она продолжала проталкиваться дальше. Я заметила, как девочка скрылась в людском водовороте, и представила, как сейчас ее растопчут: народ напирал со всех сторон, а она была такой маленькой, почти незаметной. Я оцепенела от ужаса.
Джонатан, смотревший в ту же сторону, пробормотал:
— Да ее раздавят насмерть!
Он начал пробиваться сквозь толпу и подоспел как раз за долю секунды до того, как Тамариск упала. Джонатан взял ее на руки и начал пробираться сквозь толпу к нам. Это оказалось нелегкой задачей. Вокруг него смыкалась толпа, желающая пробиться к карете. Амарилис судорожно сжимала руку Питера. Мне стало дурно от страха: я ощущала это ужасное чувство — когда толпа окружает тебя, обволакивает, бросает наземь и размазывает по мостовой. Именно такая судьба ожидала бы Тамариск, если бы не Джонатан.
Наконец, он сумел добраться до нас. Он был явно потрясен, но не думаю, что Тамариск сознавала, какой опасности ей удалось избежать. Джонатан не опускал ее на землю, пока мы окончательно не выбрались из толпы.
— Что мне сейчас нужно, — воскликнул он, — так это выпить! Хлебнуть доброго эля или сидра, можно и вина. Чего угодно: у меня во рту пересохло!
— Я тоже хочу пить! — сказала Тамариск.
— Что касается тебя, — Джонатан, — заслуживаешь только порки! Тебе велели стоять на месте и никуда не ходить? Да, следовало бы наказать тебя ремнем, и я не прочь сделать это собственноручно!
— Не считай меня ребенком! — ответила Тамариск, сверкнув своими черными глазами.
— А как я могу относиться к тебе, цыганочка, если ты ведешь себя как ребенок?
— Мы велели тебе никуда не отходить, Тамариск, — напомнила я.
— Я отошла совсем недалеко!
— Благодари за это Бога! — сказал Питер.
— Вы все против меня! — закричала Тамариск. — Я вас всех ненавижу!
— Вот как ты благодаришь того, кто только что спас тебе жизнь? — сказала я.
— Вон там Вестминстерская таверна, — показал Питер. — Весьма приличное место!
Внутри было много народа, видимо, тоже решивших держаться подальше от толпы. Мы сели за стол и заказали сидр.
— Ты, действительно, спас мою жизнь? — спросила Тамариск.
— Трудно сказать! — задумчиво проговорил Джонатан. — Возможно, тебе изуродовали бы лицо или переломали руки и ноги. Возможно, что я и не спас бы твою жизнь!
Девочка в ужасе уставилась на него.
— Как тетушка Софи… — сказала она. — и не думала…
— В том-то и дело, — наставительно произнесла я, — что ты не думаешь, когда нужно… о других людях!
— Как раз я думала о других людях: я думала о герцоге!
— Тебе велели стоять на месте, а ты тут же ослушалась! — обвинил ее Джонатан.
— И если бы Джонатан не спас тебя… — начала я.
— Ох!.. — она восхищенно смотрела на него.
— Так-то лучше, — сказал молодой человек, улыбнувшись ей.
— Спасибо тебе, Джонатан, за то, что ты спас мою жизнь!
— Вы оказали мне эту честь, — сказал он, взяв ее ручку и поцеловав.
Я подумала: «Какой же она все-таки красивый ребенок, к тому же мягкий и чувствительный!» Теперь Тамариск смотрела на Джонатана с гораздо большим восхищением, чем на самого великого герцога.
Мы сидели молча и пили сидр. Я думала о герцоге, карету которого тащили сейчас люди, таким образом демонстрируя ему свое восхищение. Я старалась представить, как будет выглядеть его встреча с герцогиней, когда экипаж прибудет на Гамильтонплейс. Сейчас герцог был на вершине триумфа, его осыпали почестями, народ высказал ему свою благодарность. Он должен был ощущать себя счастливым человеком, но было ли так на самом деле?
Амарилис сидела рядом с Питером и была счастлива. Рядом сидели Джонатан и Тамариск; девочка глядела на молодого человека с явным обожанием. Я надеялась, что детское обожание не перерастет в нечто большее, поскольку что-то подсказывало мне, что если Тамариск полюбит, — это будет страстная любовь. А Джонатан… он подшучивал над ней, насмехался, называл цыганкой. Я полагала, что он вряд ли способен на глубокие чувства, хотя только он доказал обратное, смело бросившись в толпу, чтобы спасти ребенка. Сидела и я, привязанная к человеку, любящему меня, но не способному дать мне то, что, как я начинала понимать, будет постоянно растущей потребностью моей жизни.
Наконец, мы отправились домой.
По прибытии я рано легла в постель. У меня уже сложилась такая привычка: в Грассленде мы редко развлекались, а Эдварду, по мнению Джеймса, не следовало засиживаться допоздна.
Тем не менее, заснуть мне не удавалось. Я продолжала снова и снова вспоминать тот ужасный момент, когда Тамариск окружила толпа, а как Джонатан в последний момент сумел вынести ребенка в безопасное место.