Дядя Питер удивил меня: он просто не придал скандалу никакого значения. Во взгляде, которым он окинул нас всех за ужином, было только то, что я могу назвать спокойствием.
— Пустяки, — сказал он. — Это все прошлые дела.
Да, именно так я сделал свое состояние. Все вы им пользуетесь, и нет никакой необходимости вам, по крайней мере, разыгрывать из себя святош. И вся моя благотворительность идет отсюда же: когда у меня просят денег, то не хотят знать, как они заработаны.
Я так тщательно скрывал от вас природу моего бизнеса не потому, что я стыжусь его, а потому, что думал, что это вас расстроит. Теперь все позади. Были другие случаи, когда я думал, что все может выйти наружу.
Я последую примеру Джозефа Крессуэла, отказавшись на время от политики. Жаль, я так много мог бы сделать, и мое не правым путем созданное состояние сослужило бы хорошую службу. Однако, насколько я знаю, существуют и другие интересные возможности.
Он продолжал спокойно есть свой обед.
— Мне так грустно, Аннора, — сказал мне тетя Амарилис. — Это моя ошибка. Кто-то украл бумаги из кабинета дяди; он смог туда попасть, потому что я забыла закрыть дверь.
— Тетя, есть много способов войти даже в закрытую дверь. Это достаточно просто для людей, которые занимаются этим всю жизнь.
— Ты имеешь в виду воров? Думаешь, у нас в доме побывал вор?
— Вполне возможно, — многозначительно ответила я.
* * *
Елена была в тревоге:
— Я не знаю, какое впечатление произведет история с папой на герцога.
— Все будет зависеть от того, насколько ему нужны деньги твоего отца, — безжалостно ответила я.
— Надо же случиться всему именно сейчас!
— Все будет хорошо, — успокаивала я ее. — Джон любит тебя. Дела твоего отца не имеют к тебе никакого отношения.
От герцога Милворда несколько дней не было никаких известий, а затем дядя Питер получил письмо.
Герцог сообщал, что ввиду последних разоблачений любому светскому человеку должно быть ясно, что родство между двумя семьями в данный момент было нежелательно. Бедная Елена была в отчаянии.
Я чувствовала себя виноватой: если бы я не впустила Джо в тот день… Но я не сомневалась в том, что он нашел бы другие пути, столь велико было его желание отомстить.
— Мой отец являлся соперником твоего отца не только в этом деле. То, что он сделал, неописуемо. Я должен был отомстить. А ты бы как поступил?
— За своего отца? Наверное, нет, — сказал Питеркин, — А за твоего. конечно, я понимаю, Джо.
Джо посмотрел на меня:
— Значит, ты не винишь меня?
Я не смогла ему ответить: передо мной стояло несчастное лицо Елены. Я поняла, что никогда не смогу полюбить Джо. Между нами возник барьер, как некогда между мной и Рольфом.
— Ты выслал меня из комнаты, выдумав предлог, чтобы тем временем подняться наверх и пробраться в кабинет дяди, — сказала я.
— Это был единственный способ, Аннора. Ты не стала бы моей сообщницей. И как я мог тебя об этом просить? Но я должен был это сделать.
— Ты не добился ничего хорошо! — крикнула я. — Твои действия не помогли твоему отцу, но разрушили счастье Елены.
— Если Джон Милворд не может пойти против семьи, вряд ли он будет хорошим мужем.
— Елена не думает об этом, а я… я не знаю, что мне думать.
Мы сидели, глядя на статую Ахилла, такого сильного, такого совершенного, и это наводило меня на мысль о слабости человеческого рода.
Через некоторое время мы встали, чтобы идти. Джо взял меня за руки и посмотрел в глаза:
— Аннора, прошу тебя, попытайся понять меня.
Два скандала вместо одного.
— Я хочу вернуть отцу доброе имя.
— Каким образом? — спросил Питеркин.
— Я хочу, чтобы Хлоя сделала публичное признание.
— Мой отец и внимания на это не обратит.
— Его парламентская карьера будет разрушена, как была разрушена карьера моего отца.
— Отец уже покончил с политикой. Он говорит, что весь мир для него поле деятельности Ты ничего не добьешься, только еще раз вытащишь все наружу, что более повредит твоей семье, чем нашей…
— Я думаю, — грустно сказал Джо, — что общение между нами теперь невозможно?
Мы попрощались. Питеркин пожал руку Джо, а Джо некоторое время держал мою, умоляюще глядя на меня. Но я была слишком растеряна, чтобы подбодрить его, чего он, очевидно, ждал. Я не могла выбросить из памяти грустное лицо Елены.
— Он прав, — сказал Питеркин, когда мы возвращались. — Все это делает невозможной дружбу между нашими семьями.
* * *
Я думаю, Джо пытался поместить в прессе рассказ Хлои о происшедшем, но потерпел неудачу, вероятно, благодаря влиянию дяди Питера, потому что он мог манипулировать одновременно во многих направлениях. Я уверена, что если бы его не застали врасплох и история о его делах не попала на первую полосу самой скандальной газеты, он смог бы предотвратить публикацию этих фактов. Но, естественно, что, как только история вышла наружу, все газеты поспешили выжать из нее все, что могли.
Джо должен был потерпеть неудачу со своими планами, но он, по крайней мере, перекрыл дорогу дяде Питеру в парламент. Кроме того, газеты уделяли много внимания коронационным торжествам, и это в тот момент интересовало публику больше, чем что-либо еще.
Торжества по случаю коронации были открыты в Гайд-Парке, на них присутствовала сама королева.
Отчеты о торжествах заполнили все газеты, люди были поглощены их чтением, и поэтому история Хлои не произвела на них никакого впечатления. Все забыли о Джозефе Крессуэле и Питере Лэнсдоне. Их истории послужили лакомым кусочком для публики, падкой до скандалов, но первое удивление прошло, оба лишились своих высоких постов, и ничего более ужасного им уже не грозило. Коронационные торжества, королева с ее изящной фигуркой и царственной манерой — вот, о чем все хотели сейчас читать. Королева приняла парад войска в Гайд-Парке, и народ ее приветствовал. Теперь, когда юная королева заняла место на троне, народ надеялся, что все будет по-другому.
Однажды утром в доме появился Джон Милворд.
Он казался напуганным ребенком, но пришел повидать Елену, и я была этому рада. Значит, он не позволил отцу помешать своей женитьбе?
Елена опять сияла.
— Я хочу, чтобы ты первая узнала, — сказала она. — Кажется, все будет хорошо.
— Ты хочешь сказать…
Она кивнула:
— Мы поженимся! О, это не будет пышное венчание. Кому это нужно сейчас?
— Уж, конечно, не тебе, — сказала я, сжав ее в объятиях.