— Пройдет время, и все уляжется.
— Я постоянно думаю об этом: теперь мы могли бы все начать заново… ты и я!
— Сейчас я не могу говорить об этом, Бен!
— Пожалуй… но позже…
К нам подошла Грейс.
— Надеюсь, я не помешала? — спросила она.
— Нет, мы просто болтали, собственно ни о чем…
Я перехватила взгляд Джастина: он очень внимательно смотрел на нас. Я улыбнулась ему, и он подошел к нам. Действительно, теперь началась обычная светская болтовня.
* * *
На следующее утро, к моему удивлению, пришел Джастин. С собой он принес небольшой пакет. Я удивилась, почему он пришел ко мне так рано.
— Мне очень нужно было повидать тебя, Анжелет! — сказал он.
— Что-нибудь случилось, Джастин?
— Нет, пока нет.
— Ты хочешь сказать, что что-то может произойти?
С Морвенной?
— Нет, не с Морвенной. Она не знает, что я пришел к тебе.
— Ты говоришь очень загадочно, Джастин.
— Я не знаю, с чего начать… У меня просто предчувствие, ощущение, что ты должна знать об этом. Я не собирался говорить тебе… и вообще кому бы то ни было… Но поскольку Джервис сделал для меня такое, причем в тот период, когда мы с ним уже не были друзьями, я считаю, что просто обязан тебе. Я решил, что ради него должен позаботиться о тебе.
Как ты знаешь, у меня не ангельский характер, но тот случай действительно изменил меня. Именно поэтому…
— Слушай, Джастин, ты говоришь все более загадочно. Почему бы тебе не выразиться яснее?
— Я объясню тебе все, но для начала хочу, чтобы ты прочитала это, а потом мы поговорим…
Он вложил сверток мне в руки.
— Что это? — спросила я.
— Это дневник. Он у меня уже давно. Прочитай его, и мы вновь должны встретиться, и тогда я скажу тебе, чего боюсь. Ты не поверишь мне, пока не прочитаешь этого, а тогда, я думаю, ты многое поймешь… Анжелет, я должен просить тебя никому его не показывать. Ты обещаешь мне? Возьми его в свою комнату и подожди до вечера. Прочти это, когда будешь одна. Это очень важно!
— Я заинтригована, Джастин!
— Я понимаю, но сделай все так, как я прошу. Забери его сейчас же в свою комнату, запри, а когда вечером придешь к себе и будешь уверена, что находишься в полном одиночестве, прочитай его… А когда прочитаешь, я приду, мы встретимся, и я объясню тебе, почему веду себя столь необычно.
И он ушел.
Я смотрела на пакет, и меня подмывало вскрыть его, но, дав обещание, я была вынуждена отнести его в свою комнату и запереть в ящик комода. Действительно, Джастин вел себя очень странно…
В тот вечер я очень рано ушла к себе и, оставшись в одиночестве, тут же открыла ящик и достала пакет. Разорвав оберточную бумагу, я обнаружила дневник и мельком взглянула на даты и мелкий аккуратный почерк.
Сняв одежду, я улеглась в кровать и начала читать. Сверху была надпись: «Мине с любовью от мамы». Мина, предположила я, была владелицей дневника.
* * *
«Январь, 1. Я нашла этот дневник, уже собираясь выезжать, и вспомнила, что на прошлое Рождество мне его подарила мама. Она сказала: „Веди записи, Мина. Когда-нибудь, через многие годы, ты сможешь посмотреть, как ты жила в это время, и тебе покажется, что это происходит с тобой прямо сейчас“. Я решила писать, но так и не собралась, а теперь, когда мама умерла, я вынуждена уезжать и начинать новую жизнь. Должно быть, она будет интересной. Это моя первая запись, и, похоже, я пересказываю то, что и без того знаю, но я покидаю эти места. Мать никогда не хотела этого, но тех немногих средств, которые она оставила мне, совершенно недостаточно, чтобы прожить на них. А кроме того, что со мной здесь может произойти? Я вынуждена взяться за эту работу у Боннерсов, поскольку единственное, за что может взяться женщина, если оказывается в моем положении, — это стать гувернанткой. Буду смотреть на это как на приключение, а если такая жизнь станет невыносимой, я смогу поискать что-нибудь другое. Ну вот, начало и положено».
Следующая запись была сделана неделей позже.
«Январь, 8. Появилось нечто, достойное увековечения. Итак, я обосновалась в Кромптон-холл, возле Бодмина, в Корнуолле… Довольно странное местечко, да и сами бодминцы — странные люди, но они забавляют нас: Мервина и меня. Думаю, мне следует записать подробности нашей встречи. Поначалу я полагала совпадением то, что мы встретились по пути к Боннерсам, но совершенно естественно, что мы встретились, ведь этой железной дорогой пользуется очень мало людей. Скорее, она похожа на игрушечную, чем на настоящую железную дорогу, хотя и является предметом гордости местных жителей. Шел снег, когда я садилась в маленький вагончик. Кроме меня, там были еще трое пассажиров. Было уже поздно, так как поезд на главной линии, где мы делали пересадку, задержался в пути. „Игрушечный“ поезд, как мне сообщили, поджидал его прибытия. Двое из пассажиров были парой средних лет, а третьим — Мервин. Мне он понравился с самого первого взгляда. Он помог мне уложить багаж, и вскоре мы уже беседовали, сидя в купе.
— Погода могла бы быть и получше! Вы едете в Кромптон?
— Я собираюсь устроиться гувернанткой… в Кромптон-холл.
Он рассмеялся. У него были красивые белые зубы.
— А я собираюсь в Кромптон-холл… в качестве наставника!
Мы недоверчиво уставились друг на друга.
Путешествие проходило довольно весело. Оно оказалось затяжным, поскольку в пути не раз пришлось задержаться, но я не роптала на судьбу, мне хотелось, чтобы это продолжалось до бесконечности. Мервин рассказал мне о себе. Он тоже был одинок, и у него уже не было родителей. Все свое скромное состояние они вложили в его образование, и теперь он был вынужден сам зарабатывать себе на жизнь, будучи, впрочем, вполне эрудированным для того, чтобы стать наставником „юного деревенского джентльмена — как его мне описали“, — пояснил он.
Я рассказала ему о том, что мне пришлось долгие годы ухаживать за матерью, овдовевшей, когда я была еще ребенком. У нее был доход, дававший возможность жить сравнительно комфортабельно, но после ее смерти почти ничего не осталось. Подобно ему, я получила неплохое образование, так что могла стать гувернанткой „юной деревенской леди“.
К тому времени, как мы прибыли в Кромптон, мы стали уже добрыми друзьями, и большинство моих мрачных опасений рассеялось. Мы уселись в экипаж, предоставленный нашими любезными хозяевами, и отправились в Кромптон-холл».
Следующая запись сообщала:
«Февраль, 3. Мама была бы недовольна, узнав, как небрежно я веду свой дневник. Она вела свой дневник с большим тщанием, но когда после ее смерти я просмотрела его, то выяснилось, что весь дневник был заполнен чем-то вроде: „Сегодня дела шли не очень хорошо“ или „Все утро лил дождь“. Я решила, что такие детали не стоит увековечивать, в этой тетради я собираюсь записывать только те события, которые буду считать примечательными в своей жизни. Чувствую, что такие события не за горами, и все это благодаря Мервину. Как мне повезло, что мы оказались здесь вместе! Еще во время нашего знакомства в поезде я почувствовала это, и, как мне кажется, он почувствовал то же самое. Мы вместе посмеивались над нашими хозяевами. Боннерсы не были корнуольцами: они обосновались здесь всего лет пять назад, и местные жители считали их „иностранцами“, хотя сами они, скорее всего, не сознавали этого.