Наступила зима. Альберт мучился простудой; у него разыгрался ревматизм, и он совершенно лишился сна.
Затем в один унылый ноябрьский день разразился удар. Я об этом ничего не знала, потому что Альберт тщательно скрывал от меня. Я так бы никогда и не узнала, если бы впоследствии, разбирая его бумаги, я не нашла письмо от Штокмара. Все, что я знала, было то, что он стал задумчив, печален и чем-то обеспокоен. Я знала, что что-то волнует его, и спросила, в чем дело.
— О, ни в чем, что могло бы касаться тебя, мое милое дитя.
Я подумала, что ему просто нездоровится, и убеждала его отдохнуть и, главное, не выезжать в плохую погоду.
Через несколько дней он сказал, что должен поехать в Кембридж. Он хотел увидеть Берти.
— Но не в такую погоду, — сказала я, — Берти может подождать.
— Я хотел бы поехать сегодня, — возразил он.
— Нет, Альберт, погода плохая. Ты же нездоров.
— Я поеду и тут же вернусь.
— Я запрещаю, — сказала я.
— Нет, любовь моя, мне непременно надо это сделать. Я еду в Кембридж.
Твердость в его голосе убедила меня, что мне его не остановить, и против моего желания он все же поехал.
Когда он вернулся, его бил озноб. Я настаивала, чтобы он немедленно лег. На этот раз он не возражал.
Я сидела у его постели, упрекая за неповиновение моим желаниям. И только для того, чтобы повидаться с Берти! Это было глупо.
— Как будто с этим нельзя было подождать! — сказала я. Он улыбнулся и покачал головой, а я прекратила разговор, видя, как он утомлен. На следующий день ему стало немного лучше. Я радовалась, веря, что он стряхнет с себя эту простуду; мы найдем какое-нибудь средство от ревматизма. Он скоро поправится.
В это время возник кризис, который угрожал принять международные масштабы. В Америке шла война между Севером и Югом [62] . Южане отправили к нам двух послов с поручением поддержать их. Эти двое, Мейсон и Слайделл, отплыли на «Тренте», английском пароходе. Пароход был захвачен врагами южан, и послы арестованы. Этого нельзя было допустить. Никто не смеет покушаться на британские суда, а те, кто решался на это, должны были испытать всю мощь возмездия. Похоже было на то, что американцам предстояло воевать не только друг с другом, но и с нами.
Британское правительство потребовало, чтобы послов немедленно освободили, или мы отзовем своего посла из Вашингтона. Правительство было готово к жестким мерам, и я их поддерживала. Лорд Джон Рассел прислал мне черновик ультиматума, который он собирался послать.
Я никогда не забуду Альберта в теплом халате с алым бархатным воротником и с выражением суровой решимости на бледном лице.
— Это не годится, — сказал он, прочитав черновик.
— Альберт, — сказала я с упреком, — ты должен сейчас же лечь. Ты слишком нездоров, чтобы заниматься делами.
— Ситуация очень опасная, — отвечал он. — Ультиматум не может быть отправлен… в таком виде.
— Но мы не можем позволить этим… головорезам… брать на абордаж наши суда.
— Есть особые обстоятельства. Нам не нужна война с Америкой. Нам нужен мир… мир в Англии.
— Конечно, нам нужен мир, но мы не позволим им диктовать себе на море или на суше.
— Дело в том, как составлен ультиматум. Я уверен, что американцы не хотят с нами воевать. Им достаточно междоусобной войны. Но ты должна понять, что, послав такой ультиматум, мы не оставляем им выбора. Его надо составить по-другому.
— Лучше скажи об этом Расселу. Нет… не лучше. Тебе лучше лечь и отдохнуть.
— Я не могу отдыхать. Я должен переписать документ. Я думаю, мы сможем избежать неприятной ситуации.
— Милый Альберт, ты болен.
Он зажег маленькую лампу под зеленым абажуром на письменном столе и принялся за работу. Кончив писать, он облокотился на стол и положил голову на руки.
— Виктория… любовь моя, — сказал он. — Я чувствую такую слабость. Я с трудом могу держать перо в руке.
— Я говорила тебе не делать этого, ты вновь не послушался меня. Он слабо улыбнулся.
Позже я узнала, что то, что он сделал, спасло нас от очень неловкой ситуации, которая могла бы привести к войне. Это дело с захватом «Трента» стало одним из тех, что редко упоминаются в учебниках истории, и роль в нем Альберта забыта многими; но это был еще один пример того, как много сделал Альберт для блага страны.
На следующий день ему стало хуже, и сэр Джеймс сказал мне, что он желал бы устроить консультацию. Доктор Бейли, работавший вместе с сэром Джеймсом и о котором Альберт был очень высокого мнения, недавно погиб в железнодорожной катастрофе. А со времени истории с Флорой Гастингс я подозревала, что сэр Джеймс утратил уверенность в себе.
— Так вы находите, что принц серьезно болен? — спросила я с тревогой.
— Мне бы хотелось посоветоваться, — уклончиво ответил он.
— Ну так посоветуйтесь, — сказала я.
Он в тот же день пригласил еще одного врача, и я ужаснулась, увидев, что это был доктор Дженнер, специалист по тифозным горячкам. Пока доктор Дженнер осматривал Альберта, я с трепетом ожидала приговор.
— У принца не тиф… — сказал доктор Дженнер.
— Слава Богу! — воскликнула я.
— …в настоящий момент, — продолжал доктор Дженнер. — Но, мэм, я не могу скрывать от вас, что есть такая возможность, что он разовьется. Нам следует быть готовыми к этому.
Мной овладел ужас. Тиф! Самая страшная болезнь! Сколько людей умерли от нее. Но не Альберт… нет! Этого не может быть.
Но Альберту стало еще хуже. Бесполезно было закрывать глаза на очевидные факты. Он постоянно находился в состоянии беспокойства. Он сказал, что будет спать в отдельной постели.
— Нет, нет, — закричала я. — Я не хочу спать. Я хочу быть с тобой все время.
Он улыбнулся. Я думаю, он знал, он давно уже знал! Я хотела расплакаться, но слез почему-то не было. Он увидел, как я расстроена, и попытался успокоить меня.
— С тобой все будет хорошо, малютка, — сказал он. — Ты любишь жизнь. Я никогда не любил ее… так, как ты. Мне только больно от мысли покинуть любимых.
Ему стало получше, и наши надежды ожили. Он сказал, что хотел бы послушать музыку. Я послала Алису в соседнюю комнату и попросила сыграть, оставив дверь открытой. Она играла, а он улыбался.
— Милая Алиса, — прошептал он. — А Викки знает… обо мне?
— Я не писала ей, что ты болен. В ее положении… она бы расстроилась.
Викки снова ждала ребенка. Я подумала, если Альберт не поправится, это ее убьет. И даже в этот момент я ощутила уколы ревности, потому что он так любил ее.