Разумеется, большую часть ее мыслей и душевных чувств занимали в то время судьбы ее детей и внуков, ведь королева породнилась со многими правящими домами Европы, в том числе и российским императорским домом, хотя отношения с Россией и ее правление почти всегда оставались достаточно напряженными. Достаточно сказать, что Александра Федоровна, супруга последнего русского императора Николая II, приходилась Виктории родной внучкой. Она была дочерью Алисы, второго ребенка Виктории, и великого герцога Гессенского, Людвига IV.
В последней трети прошлого века Англия продолжала сохранять позиции ведущей мировой державы, однако на развитие страны словно подействовало печальное вдовство королевы и ее стремление к покою и тихому уединению. Темпы экономического развития стали замедляться. Прогресс в промышленности резко затормозился. Тяжелые промышленно-экономические кризисы поражали страну дважды: в конце 70-х и в начале 90-х годов. Новый подъем так и не начался ни при самой Виктории, ни при ее преемниках, хотя энергии и инерции «великого рывка», произошедшего в первой половине века, хватило еще надолго. Англию стали догонять Соединенные Штаты и быстро крепнувшая в сражениях Германия, которую вел к вершинам могущества и страшным крушениям в новом веке «железный канцлер» — Отто Бисмарк.
Инерции хватило и на продолжение колониальной экспансии. Англия не оставляла последовательную политику сдерживания России на Востоке, прежде всего — в отношении Малой Азии, Афганистана и Ирана, а сама между тем захватила Афганистан (1879) и Египет (1882). В этот же период Британия стала «главным землевладельцем» на Африканском континенте. В 1890 году был заключен договор с Германией и Францией об определении границ Восточной и Западной Африки, а в 1898 году в собственность британской короны перешел Судан. Конец правления Виктории был ознаменован тяжелой войной в Южной Африке против бурских республик, значительно подорвавшей британский престиж в мире.
Во внутренней политике нужно отметить движение к демократизму. В 1884 году была проведена избирательная реформа, предоставившая участие в выборах массам сельского населения. Затем, в 1888 году, произошла реформа местного управления на выборных началах и были окончательно уничтожены различные политические привилегии.
На этом фоне общей демократизации значение монархии как оплота патриотической идеи, как символа Великой Британии только возрастало. Английские историки отмечают некую парадоксальность, характерную для правления Виктории. В отношениях с парламентом она всегда противилась развитию «демократической монархии», но, с другой стороны, как ни один другой английский монарх, своими действиями, своим характером способствовала ее возникновению. Именно Виктория утвердила в новом качестве незыблемость традиционной британской монархии, притом не как политической силы, а как политического института, «гарантирующего национальную гордость»…
В последние годы королева Виктория жила почти исключительно воспоминаниями, окружив себя всякими милыми вещицами, фотографиями, миниатюрами, что радовали ее глаз и напоминали о счастливых днях, проведенных с Альбертом. Она не терпела никакого шума и набрала себе индийских слуг, которые только и были способны поддерживать во дворце истинную тишину. Каждую ночь в комнате Альберта его одежду раскладывали на постели, и каждое утро меняли воду в его рукомойнике. Над постелью самой королевы висела фотография Альберта, сделанная сразу после его кончины.
Королева Виктория умерла на восемьдесят втором году жизни, 22 января 1901 года, после короткого недуга, не причинившего ей страданий. Она была похоронена во Фрогморе, неподалеку от Виндзора, в том самом мавзолее, где уже почти сорок лет дожидался ее принц Альберт.
Говорят, она была прекрасной супругой и заботливой матерью… Способны ли мы, в России, вспомнить какого-либо из своих монархов, о котором без колебаний можем сказать: «Он был мудрым и добрым правителем, и при нем хорошо жилось, долго хорошо жилось»? Англичане могут. Конечно, нынешние представления о «викторианской эпохе» кажутся во многом идеализированными. Однако нельзя отрицать, что англичане помнят «добрую старую Англию» и знают, что у них-то была поистине добрая королева. Почему бы им по-доброму не позавидовать?
С. А. Смирнов
Я долго не могла решиться начать повествование о моей жизни. Мне хотелось, чтобы это было интересно не только мне, но и тем, кто будет жить, когда меня не станет.
Раннее детство не вспоминается мне с большой радостью. Любая другая девочка, не ставшая впоследствии королевой, была, наверное, счастливее меня. Поэтому я решила начать свои записи с самого значительного эпизода, произошедшего в те годы, — первого представления королю. Я не понимала тогда всей важности этого дня, но волнение мамы передалось и мне. Если бы не моя милая Феодора, я бы просто расплакалась.
Моя гувернантка, добрая баронесса Лецен, старалась подготовить меня к встрече с королем.
— Вы, может быть, удивитесь, увидев короля, — сказала она. — Он довольно стар.
— Я знаю, Лецен. Мама говорила мне. Лецен испугалась, что я могу сказать что-нибудь лишнее, и предупредила меня:
— Разговаривая с королем, вы должны выражаться осторожнее. Благоразумнее будет только отвечать на его вопросы, а самой не начинать разговора.
Все ее опасения, содержащиеся в каждом ее наставлении, привели к тому, что я стала нервничать.
— Не волнуйся, — сказала Феодора, заметив мое состояние. — Говори что захочешь. Я уверена, что твое представление королю пройдет прекрасно.
Милая Феодора, как она меня успокаивала! По дороге в Виндзор мама продолжала давать мне нравоучительные советы:
— Я надеюсь, ты отработала свой реверанс. Не забывай, ты должна быть серьезна. Не смейся так вульгарно, как ты взяла привычку в последнее время… выставляя все десны напоказ. Улыбайся, только слегка приподнимая уголки губ… и помни, хоть он и король, но ты тоже королевской крови.
— Да, мама… Конечно, мама…
Слушала я невнимательно. Я любовалась пейзажем и думала о том, как выглядит мой дядя король и почему все поджимали губы, когда упоминали леди Конингэм и ее семью, жившую вместе с ним в Виндзоре. Я спрошу Лецен. Нет, не Лецен. Иногда она могла быть очень скрытной. Я спрошу мою другую гувернантку, баронессу Шпет… или Феодору. Как чудесно иметь любимую сестру намного старше себя — взрослую и в то же время не совсем взрослую. Да, я спрошу Феодору. Я незаметно вложила свою руку в ее, и она успокаивающе сжала мне пальцы. Я так ее любила, и я подумала: мы всегда будем вместе. Мы прибыли, и, наконец, настала великая минута, когда я предстала перед королем.
Он был такой огромный, что даже очень большое и богато украшенное кресло, в котором он сидел, казалось, не вмещало его, и он растекался через поручни, словно кто-то попытался влить его в кресло и частью расплескал. От этой мысли мне захотелось рассмеяться, но я сдержалась и сделала самый глубокий реверанс, какой мне когда-либо случалось делать в жизни. Я уверена, что он у меня получился. Иначе и быть не могло, ведь я практиковалась с тех пор, как узнала, что мне предстоит увидеть короля.