— А где ты был?
— Я, мой брат Георг и сестра Маргарита находились с матерью на борту корабля, плывущего в Голландию. Узнав о поражении при Сент-Олбансе, мать решила увезти нас из Англии. Конечно, я тогда был еще мал и не мог сражаться на стороне Эдуарда, но теперь уже скоро смогу. Узнав, что его признали королем, мы вернулись.
Я слушала в восхищении — гордясь тем, что я дочь человека, благодаря которому была одержана столь славная победа. Мой отец и брат Ричарда держались вместе. Неудивительно, что мы с Ричардом подружились.
Видимо, эта мысль пришла и ему, так как он повернулся ко мне с теплой улыбкой.
— Конечно, — продолжал Ричард, — потом было еще много боев. Победу при Сент-Олбансе одержала Маргарита. Успех нам принесла только разумная стратегия. Потом в битве при Тоутоне мы окончательно разбили Ланкастеров, и тут уже не оставалось сомнений, что мой брат истинный король,
— А мой отец помогает ему править.
— Они же союзники и родственники.
— Мы тоже. Давай всегда помнить об этом.
— Да, — ответил он. — Давай помнить.
Наступил октябрь. Листва на деревьях отливала бронзой, воздух сильно пахнул осенью.
Я любила такие дни. Мы с Изабеллой часто ездили на верховые прогулки в сопровождении мальчиков, и я всегда оказывалась возле Ричарда. Он заметно окреп, мастерски владел воинскими искусствами, и я восхищалась им еще больше, так как знала, что ему приходится не щадить усилий, дабы сравняться с остальными. В одну из редких минут доверительности Ричард сказал мне, что иногда после занятий у него болели плечи. Но, когда я спросила, легче ли ему теперь, он нахмурился. Я поняла, что ему не понравился мой вопрос, и больше на эту тему не разговаривала.
Однажды, возвратясь в замок, мы обнаружили там суматоху. По множеству людей во дворе и вокруг замка я поняла, что вернулся отец.
Мать сразу же поспешила к нам.
— Ваш отец привез скверные вести, — сказала она. — Противник высадился в Бэмборо.
Вид у нее был встревоженный.
— Предстоит сражение, — продолжала мать. — У нас была довольно долгая передышка, но, похоже, ей пришел конец. Сколько еще это будет продолжаться?
Однако размышлять над этим вопросом было не время. Нас окружали приверженцы отца. Когда он находился дома, в замке всегда бывало очень людно. Став постарше, я поняла, что отец привлекал к себе людей громадным богатством. И не жалел денег, чтобы создавать повсюду, где ни появлялся, впечатление могущества. Когда мы жили в Уорик-корте, его приверженцы кишели на улицах и рыночных площадях, заходили во все таверны, дабы каждый знал, что великий Уорик в Лондоне. На кухнях Уорик-корта жарились целиком говяжьи, свиные и бараньи туши, любому человеку дозволялось взять столько мяса, сколько мог он унести на своем ноже. Так что неудивительно, что люди ему радовались, а он, видимо, считал это небольшой платой за расположение людей, за то, что, едва завидев эмблему зазубренного жезла, они всякий раз кричали: «Уорик!» А когда великий человек появлялся на улицах, его приветствовали, будто монарха. Отец был тщеславен. Он стремился править страной — через короля, возведенного на трон по его выбору, поскольку сам не имел прав на корону. И, казалось, не понимал, что могуществом своим обязан богатству, большую часть которого ему принесла жена, а не собственной мудрости и талантам.
Но в то время отец находился на вершине славы. Страной правил король, которого он возвел на престол, а поскольку молодой Эдуард больше всего думал о своих удовольствиях, у отца имелось достаточно возможностей осуществить свои честолюбивые замыслы.
Теперь ему требовалось всеми силами разбить вторгшиеся войска Маргариты. Генрих, жалкая, полоумная марионетка, в счет не шел. Врагом являлась его супруга. Жаль было, что Генрих женился на столь волевой женщине.
Нас обрадовала весть, что король должен приехать в Миддлхем и отсюда выступить с моим отцом в Бэмборо.
Я еще не видела Ричарда таким взволнованным.
— Мне просто не терпится увидеть короля, — сказала я ему. — Хочу убедиться, что он такой, как ты его описывал.
— Такой — и даже лучше. Любая моя похвала для него недостаточна. Эдуард пойдет на войну. Как бы мне хотелось идти с ним!
— Когда-нибудь пойдешь, — сказала я, и он радостно закивал.
Отец готовился закатить пир, роскошный даже по уорикским меркам. Король собирался провести в замке ночь, а наутро отправиться в поход с отцом и войсками.
Слуги носились туда-сюда; мать распоряжалась на кухнях; Изабелле и мне объяснили, как вести себя, чтобы отец мог нами гордиться.
— Очень хочется увидеть короля, — сказала Изабелла. — Говорят, он самый красивый мужчина в стране.
Мы с ней и несколькими дамами поднялись на башню, откуда заслышали его приближение еще издали. Затем увидели кавалькаду во главе с королем.
Слухи не преувеличивали. Выглядел он великолепно. Поднявшаяся к нам мать сказала: «Надо сойти, приветствовать короля», и мы спустились во двор. Отец стоял у ворот замка. Изабелла, мать и я присоединились к нему.
Король соскочил с коня и подошел к нам. Я ни разу не видела такого красивого мужчины. Он был очень высок, в нем бурлила живость, черты лица поражали четкостью и совершенством; однако самым привлекательным в нем были приветливость, теплая, дружелюбная улыбка — обращенная ко всем, даже людям самого скромного положения; на всех мужчин он смотрел как на друзей, на всех женщин — словно хотел стать их любовником. Это и называется обаянием, оно всегда привлекало людей на его сторону.
— А, друг Уорик!
Король лучезарно улыбнулся отцу, и я просияла от гордости. Во взгляде Эдуарда сквозили приязнь и доверие, я видела, что отец очень доволен. А впоследствии поняла, что он считал короля своим ставленником, марионеткой для исполнения собственной воли, привлекательной, красивой, созданной для всеобщей любви, ширмой, за которой таится собственно правитель, поскольку король, имея все желаемое — роскошь, беззаботность и, главным образом, женщин, охотно позволит графу Уорику править Англией. Так считал мой отец в то время.
— Милорд, — сказал он, — позвольте представить вам мою супругу.
— Графиня, — негромко произнес король. Мать хотела преклонить колени, но он подхватил ее и, обняв, поцеловал в губы.
— Прошу прощения, Уорик. Искушение было слишком велико.
Мать заулыбалась и покраснела.
— Мои дочери Изабелла и Анна, милорд, — представил нас отец.
— Очаровательны, очаровательны.
И, прежде чем моя сестра успела встать на колени, он взял ее руку и поцеловал. Затем повернулся и приложился к моей руке.
Король сказал, что мой отец — счастливейший из людей, и мы все оказались во власти его обаяния. Я поняла, чем он покорил Ричарда.