— Отец с Эдмундом погибли тридцатого декабря три года назад, и мы ежегодно устраиваем по ним поминальную церемонию тридцатого января, ровно через месяц после их смерти. Это очень торжественное событие, на него собирается вся наша семья.
— Не очень ли горько вспоминать об этом?
— Нужно, чтобы мы не забывали.
— Но ты не смог бы забыть. Я знаю, их смерть постоянно у тебя на уме.
Ричард с серьезным видом кивнул.
— Жаль, тебя с нами не было, Анна, — продолжал он. — Там был покров, усеянный золотыми солнцами. Солнце — наш герб... Солнце Йорков. Были серебряные розы, хоругви с изображением Христа, восседающего на радуге, с золотыми ангелами. Чудесное зрелище.
— А как твоя мать? Ее очень печалила эта церемония?
— Очень, но все же мать настояла на присутствии там. Она очень гордится нашей семьей — особенно с тех пор, как Эдуард стал королем. Знает, что отцу хотелось бы этого. Для себя он не добился короны — зато она досталась Эдуарду.
Ричард умолк, и я поняла, что он думает о голове в бумажной короне на стене Йорка, знаменующей временное торжество дома Ланкастеров. Очень недолгое. Но теперь трон занимал славный Эдуард — лучший из всех королей Англии.
В глазах Ричарда стояли слезы, и я радовалась, что он не прячет их от меня. Увидел бы их еще кто-то, Ричард испытал бы стыд и гнев.
Той весной и летом Ричард часто покидал Миддлхем. Король присылал за ним, и он с радостью ехал. Я постоянно надеялась, что он вернется, и тихо радовалась, когда возвращался,. Ричард много рассказывал мне о своих отношениях с братом: о том, что Эдуард дал ему свиту, о том, как он добр, о том, какая честь — быть братом такого короля.
Изабелла сказала, что король любит Ричарда больше, чем Георга, и это несправедливо, так как Георг старше. В конце концов, Ричард еще мальчик, притом недоросток — ничуть не похож на братьев. Однако Эдуарду нравится его показное преклонение. И он оказывает Ричарду больше почестей, чем среднему брату.
— Кто тебе это сказал? — спросила я.
— Георг, разумеется.
— Ты, кажется, очень сдружилась с ним. Изабелла таинственно улыбнулась, и я продолжала:
— Король оказывает почести Ричарду за преданность.
— Георг умен и красив, а на Ричарда, не будь он королевским братом, никто бы не обратил внимания.
— Ты его совершенно не знаешь.
— Подрасти тебе надо, — презрительно сказала Изабелла. — Я нахожу Георга привлекательным. Жаль, он не старший. Тогда бы корона досталась ему.
В глазах ее появилось мечтательное выражение. Я решила, что она видит в Георге будущего мужа.
За беспокойной весной последовало беспокойное лето. Я думала, что мы не будем знать покоя, пока Маргарита не потерпит окончательного поражения. Сторонники Ланкастеров восставали по всей стране, отец надолго уезжал, и, когда в замок прибывали гонцы, мать боялась,
что с плохими вестями. Основания для таких страхов были. К счастью, сторонники Йорков одерживали больше побед, чем терпели поражений, и в этом была немалая заслуга нашего рода.
При Хеджли Муре мой дядя Джон Невилл, лорд Монтегю, разбил превосходящие силы ланкастерцев и вскоре нанес им под Хексхемом решающий удар. Это явилось громадным успехом дома Невиллов, и все признали, что граф Уорик обеспечивает трон Эдуарду.
Я никогда не видела отца таким довольным. Он достиг вершины власти. Он возвел на трон Эдуарда и — как ему казалось — не мог бы выбрать для осуществления своих планов более подходящего человека. Приветливый Эдуард являлся идеальным королем: люди его очень любили, он обладал в полной мере обаянием, подобающим монарху. К тому же питал слабость к удовольствиям, что должно было отвратить его от вмешательства в государственные дела, а отцу именно это и требовалось. Пусть король развлекается, а граф Уорик тем временем от его имени правит страной.
Кончался сентябрь. Настало время относительного покоя. Маргарита после поражений при Хеджли Муре и Хексхеме бежала из Англии; ланкастерцы пребывали в замешательстве.
Отец вернулся к нам удовлетворенным. Его род получил заслуженные почести. Джон после первой блестящей победы получил титул графа Нортумберленда. Георг Невилл, в то время канцлер и Эксетерский епископ, стал архиепископом Йоркским. Моему отцу именно этого и хотелось — его родственники занимают высокое положение, он сам стоит во главе государства и может прийти к ним на помощь, а Эдуард остается обаятельной марионеткой, исполняющей волю Уорика как собственную, со всем очарованием, на какое способен.
Это была сбывшаяся мечта.
Затем наступило пробуждение.
То был один из последних дней сентября. Как хорошо он мне запомнился. Все поднялись как обычно, Изабелла и я провели утро за уроками, а днем поехали с грумами на недолгую верховую прогулку.
Когда мы с матерью и несколькими дамами сидели на веранде, снизу донесся конский топот. Мать встала и направилась к двери, но не успела подойти к ней, как на веранду широким шагом вошел отец.
Таким я его еще не видела. Он явно поднялся сразу же после долгого пути, но где же его свита? Едва я подумала об этом, мы услышали, как она подъехала. Отец, видимо, обогнал ее.
Мать тут же отпустила дам. Те положили вышивание и быстро вышли. Жестом она велела нам следовать за ними. Мы направились к двери. Потом Изабелла схватила меня за руку и потащила в угол за ширму.
Родители были так взволнованы, что не заметили этого.
— Ты из Рединга? — негромко спросила мать.
— Да... из Рединга.
— Ричард, что произошло?
— Катастрофа, — ответил он.
— Маргарита? — услышали мы шепот матери. —Хуже, — ответил отец. — Король женился.
— Но ведь ты и собирался вести речь о королевском браке. Ты готовил его.
— Да. Готовил. Какое бесстыдство! Эдуард не такой, как я думал. Теперь все переменилось. Честно говоря, Анна, я не знал человека, которого возвел на трон. Я старался ради него. Я сделал его тем, что он есть, и что получаю за это? Неблагодарность. Пренебрежение. Совет возмущен, но что толку? Дело сделано. Напрасно я добывал ему корону.
Мы с Изабеллой застыли, как статуи. Надо было остаться и послушать еще.
Король женился! Он должен был вступить в брак с Боной Савойской. Наш отец подготовил этот союз.
Мать спросила:
— Ричард, что это означает?
Отец молчал несколько секунд. Потом неторопливо заговорил:
— Это означает, что все мои труды были напрасны. Я поддержал не того человека. Я возвёл его на трон, наставлял, защищал. Сделал королем. И чем же он отвечает? Пренебрежением. Женится на этой особе, когда я с его согласия веду переговоры с королем Франции. Превращает меня в посмешище. После того, как я возложил на него корону, он дает мне понять, что намерен вести себя на свой глупый манер.