— Я думаю, портрет в гардеробной, — ответил он. — Она держала его в ящике комода и вынимала, только когда здесь появлялись вы. Она не любила видеть его в ваше отсутствие, говорила, что с вашей стороны бесчеловечно — бросить ее и что это очень ранит ее. В общем, не хотела лишних напоминаний о вас, вы же ее знаете.
Он опечалился, и я пожалела о том, что заговорила на эту тему, вновь напомнив ему о потере. Впрочем, наверняка он и без того о ней не забывал.
— Они просто прелестны — эти миниатюры! — задумчиво сказал он, глядя на мой портрет. — Художник превосходно уловил сходство в обоих портретах. Вылитая она — правда? Что-то у нее было на уме… под конец. Это беспокоило меня…
— Что именно?
— Я не знаю, но возникало такое чувство, словно что-то неладно…
— Что вы имеете в виду?
— Иногда она бывала слишком весела, будто делала вид, что все в порядке, будто что-то замышляла, будто у нее была какая-то тайна… Думаю, ей не очень-то здесь нравилось, слишком уж скучно… Иногда я думал…
— Что вы думали? — резко спросила я.
— Не собирается ли она… бросить меня?
— Это невозможно!
— Как временный каприз…
— Это исключено: она была счастлива, а беспокойной она была всегда! Если бы что-то было не так, она поделилась бы со мной!
— Вы в этом уверены?
— Так было всегда.
— Но вас здесь не было…
— Что ж, тогда она написала бы. Она привыкла всем делиться со мной… всегда! Если у нее появлялась проблема, она предоставляла решать ее мне.
— Но у меня складывалось такое впечатление, и это беспокоило меня…
— Нет, Дермот, все было в порядке!
На его лице появилось жалобное выражение, и вновь я мысленно выругала себя за то, что заговорила об этой миниатюре.
— Дермот, а у вас не появляется чувство, что она жива? Ведь ее тело не нашли, не так ли?
— И не найдут, оно лежит где-нибудь на дне морском… Мне невыносимо думать о ней! Она была так жизнерадостна, вот почему я сомневался в том, что она останется здесь. Она привыкла брать от жизни все, любила наслаждаться жизнью, была способна радоваться ей, когда получала то, что хотела! Меня это беспокоило, я думал, что она оставит меня, так и случилось!
— Но не по своей воле! — возразила я. Похоже, мы с Дермотом не слишком радовали друг друга. Я попыталась сменить тему разговора. Политика? Вряд ли это могло развеселить его, хотя, насколько я понимала, сейчас он — так же, как и я, — был очень далек от событий в Европе. Я рассказала про ферму, которую мы с Джоуэном посетили накануне. Он делал вид, что слушает, но я знала, что мысленно он в прошлом — с Дорабеллой…
Настал сентябрь. Мать жаловалась, что уже давно не видела меня.
«Это похоже на те годы, когда ты уезжала учиться, но сейчас это тянется дольше, чем семестр. Мы с отцом собираемся навестить вас и попытаться убедить отпустить вас с Тристаном на Рождество».
Приехали они в середине сентября. Матильда оказала им очень теплый прием. Было так приятно видеть их снова. Я узнала, что Хильдегарда — чудесный ребенок и что моя мать часто ездит в Лондон гостить, а лондонцы навещают Кэддингтон.
Гордон устроил отцу экскурсию по поместью, которая оказалась очень интересной, но Матильда дала понять, что старый мистер Трегарленд пока не желает отпускать Тристана.
— Он боится какой-нибудь случайности, — объяснила она. — Видите ли, почти сразу вслед за той трагедией последовал ужасный несчастный случай с Дермотом. Вы понимаете, что я имею в виду? Конечно, здесь вам будут рады в любое время, и будет прекрасно, если вы приедете к нам на Рождество.
Мать сказала, что приедет с радостью.
В сентябре усилилась озабоченность международной ситуацией.
Я сказала Джоуэну, когда мы катались вместе с ним, что я уже слышать не могу слова «Гитлер» и «Судеты».
— Всем это надоело, — ответил он, — однако ситуация действительно опасная. Война может разразиться в любой день.
— Многие считают, что нам следует держаться подальше от всего этого?
— Всегда и везде существуют люди, ведущие страусиную политику, считающие, что, если зарыть голову в песок и ничего не видеть, неприятности пройдут сами собой!
— Вы считаете, что война неизбежна?
— Я не вижу путей избежать ее.
Тот же вопрос постоянно обсуждали за столом. Гордон и мой отец без конца говорили об этом. Джеймс Трегарленд внимательно прислушивался, время от времени вставляя замечания. После несчастного случая с Дермотом он изменился. Исчезло привычное выражение циничного любопытства, казалось, он постарел и стал серьезнее. Наверняка по-своему он любил Дермота. Тристана он видел редко, видимо, младенцы не представляли для него особого интереса. Время от времени он задавал мне вопросы о ребенке, потому что знал, что я вместе с няней Крэбтри провожу с ребенком больше времени, чем кто бы то ни было. Задавать такие вопросы он начал с тех пор, как Тристан чуть не заболел пневмонией.
Именно во время пребывания моих родителей в Трегарленде произошли значительные события в Европе.
Германия продолжала предъявлять требования к Чехословакии, и война могла разразиться в любой момент. Премьер-министр Невилл Чемберлен полетел в Мюнхен на встречу с Гитлером. После этого наступила некоторая разрядка.
Чемберлен и Деладье заключили с Гитлером пакт. Он должен был получить Судеты, и западные державы в этом не препятствовали ему: за эту уступку им был обеспечен мир.
Чемберлен прилетел из Мюнхена. Аэропорт был увешан его портретами. Его окружили репортеры, желавшие знать подробности договора. Премьер-министра изображали размахивающим клочком бумаги и повторявшего хорошо известные слова Дизраэли. Он заявил поджидавшим его репортерам: «Мир для нашего поколения! Мир на почетных условиях!» — Вся страна радовалась.
Мои родители отправились домой, пообещав приехать в гости на Рождество.
— Возможно, к этому времени старый мистер Трегарленд решит, что Тристан достаточно подрос для того, чтобы совершить путешествие по железной дороге и навестить бабушку с дедушкой. Джоуэн отнесся к пакту с Гитлером без оптимизма.
— Я не верю ему: ему нужна вся Чехословакия, а не только судетские земли. А что доследует за Чехословакией?
— А что будет, если он попытается продолжить свои действия?
— Я не знаю, мы уже и так слишком долго тянем, но когда-то этому должен быть положен конец! Я слышал, что Чемберлен сразу же по возвращении собрал кабинет министров и выдвинул программу перевооружения.
— Это значит…
— Что он не верит Гитлеру!
— Вы считаете, что этот пакт?..
— Заключен с целью выигрыша времени? Возможно: Гитлер вооружен до зубов, а о нас этого не скажешь. Посмотрим, что будет. Германия процветает, она прошла долгий путь от разрухи тысяча девятьсот восемнадцатого года. Возможно, она и удовольствуется тем, что удалось заполучить. Если немцы разумны — они на этом успокоятся. Пока им все сходило с рук, Англия и Франция стояли в сторонке, но это, конечно, не может длиться до бесконечности… Любой следующий шаг может полностью изменить картину.