При виде этих женщин Хуана чувствовала, что близка к убийству. Ей хотелось наброситься на них и изуродовать так, чтобы они для ее мужа стали отвратительны, а не желанны.
Бывали ночи, когда Филипп не приходил к ней, и она понимала, что он находится у какой-нибудь любовницы. Тогда она ложилась и начинала колотить кулачками подушку, обливаясь горючими слезами, потом беспричинно смеялась, забывая при этом обо всем, кроме своего страстного влечения к Филиппу, к самому красивому мужчине в мире.
Кое-кто из придворных дам коварно шептал ей:
– У него снова любовница. Но если вы заведете любовника, всегда найдутся люди, которые скажут, что вы специально его провоцируете. Если, конечно, он клюнет на такое.
– Завести любовника! – восклицала Хуана. – Да вы не знаете Филиппа! Чтобы какой-нибудь другой мужчина мог доставить мне наслаждение после того, как я познала Филиппа!
В Брюссельском дворце начали поговаривать, что безумие Хуаны вызывает тревогу, поскольку это был не просто гнев ревнивой супруги, а нечто более глубокое.
При малейшей возможности люди избегали смотреть в лицо Хуане.
Сейчас Хуане было трудно думать о матери, находящейся в далеком Мадриде, и о трагедии, постигшей их семью. Она тупо уставилась в пространство, пытаясь вспомнить всех своих родных, восстановить в памяти скучнейшие дни в детской, где она с сестрами стежок за стежком вышивала что-нибудь никому не нужное. Ей припомнилось, как ее колотили, если она убегала, когда приходило время идти на исповедь.
И она громко расхохоталась над мелькнувшим смутным воспоминанием. Все это уже в прошлом. Филипп никогда не будет бить ее, если она откажется идти на исповедь. Филипп не питает большого уважения к священникам, и вообще, жизнь в Брюсселе разительно отличается от жизни в Мадриде. Здесь нет торжественности, всяких нудных религиозных служб. Здесь царит одно правило: развлекайся! Фламандцы, у которых, в отличие от испанцев, отсутствовало преувеличенное чувство собственного достоинства и важности, считали, что они попали на землю для того, чтобы веселиться. И подобное убеждение весьма радовало Хуану.
Да и все во Фландрии радовало ее. Наверное, потому, что здесь жил Филипп.
Она не была уверена, воспримет ли Филипп известия из Испании как трагедию, а если он воспримет иначе, как тогда быть ей?
Кроме чувственности и любви к развлечениям, Филиппа отличала еще одна черта характера – честолюбие. Недаром он был сыном Максимилиана. Он гордится тем, чем владеет сейчас, и теми, еще большими владениями, которые унаследует. Он хотел, чтобы Хуана стала его невестой, еще прежде, чем познакомился с ней, поскольку она была дочерью Фердинанда и Изабеллы, и союз с такой наследницей принес огромную выгоду.
А Филипп был весьма честолюбив.
Она понимала, что он чрезвычайно обрадовался, узнав о кончине Хуана, но его радость заметно поуменьшилась, когда ему сообщили, что должен родиться ребенок.
– Боже, Хуана, – воскликнул он, – теперь, когда твой брат умер, кто же станет наследником Испании? Твоя болезненная сестра? Арагонцы – народ неуправляемый, свирепый. Они считают, что женщина не может быть их правителем. И это совершенно верно, моя дорогая. Совершенно верно. Разве ты не согласна со мной?
– Конечно, согласна, Филипп.
Он небрежно хлопнул ее по заду – его забавляла возможность относиться к дочери Фердинанда и Изабеллы как к девке из таверны.
– Ты славная девочка, Хуана. Всегда соглашайся со своим мужем. От этого ты будешь больше ему нравиться.
Она подняла к нему лицо и тихо произнесла его имя.
– Боже мой, женщина, – сказал Филипп, – ты ненасытна! Может, чуть позже… если ты будешь хорошей девочкой. А сейчас внимательно слушай, что я тебе скажу. Если бы у жены твоего брата не было ребенка, мы с тобой стали бы принцем и принцессой Кастилии.
– Филипп, значит это тебя обрадовало бы?
– Конечно, я бы очень обрадовался вместе со своей малышкой Хуаной. Но сейчас я не так уж рад. Если родится мальчик… Эй, а разве моя маленькая Хуана не одарит своего любимого мужа таким же подарком? А?
Он снисходительно погладил ее, а потом оттолкнул, чтобы отправиться к одной из своих любовниц, в чем она не сомневалась, особенно теперь, когда ребенок зачат, и Филиппа уже не так радует его жена.
Она проклинала Маргариту за плодовитость: была замужем столь короткое время и уже успела забеременеть. Этого ребенка не хочет Филипп! Как ей все надоело!
Но вот пришло новое известие, которое обрадует Филиппа. Она должна немедленно идти к нему.
Не успела Хуана выйти из своих покоев, как раздался стук в дверь и вошел священник.
Хуана нахмурилась, но это был брат Матьенсо, ее исповедник. Королева послала его во Фландрию вместе с Хуаной, чтобы он присмотрел за дочерью, и хотя Хуана находилась очень далеко от Изабеллы, она все еще помнила благоговейный трепет, который даже она испытывала перед матерью.
Поэтому она встала и с нетерпением ожидала, что ей скажет брат Матьенсо.
– Ваше Высочество, – начал он. – Я получил от королевы письмо, в котором она сообщает мне трагическую весть и хочет поделиться ею с вами. Королева весьма опечалена.
Хуана молчала, она не думала сейчас ни о священнике, ни о матери. Она видела перед собой белое лицо Филиппа, на котором проступает румянец, когда он выслушивает новости, которые она ему сообщает. Она бросится в его объятия, и он насладится ею настолько, что забудет ту огромную женщину с соломенными волосами, которая, похоже, доставляет ему столько удовольствия. И все его внимание переключится на Хуану.
– По-моему, вам хотелось бы помолиться вместе со мной, чтобы Бог дал вам утешение, – произнес священник.
Хуана с недоумением посмотрела на него.
– Я не хочу молиться, – проговорила она. – Мне надо немедленно уйти. У меня важные дела.
Священник положил ладонь на ее руку.
– Ваша матушка, королева, спрашивает меня о вас.
– Тогда помолитесь за то, чтобы ответить на ее вопросы, – парировала Хуана.
– Боюсь, если я сообщу ей правду, это станет причиной ее страданий.
– И что это за правда? – не слишком дружелюбно осведомилась она.
– Если я сообщу, что вы не посещаете церковь так часто, как делали это в Испании, если я сообщу, что вы не ходите на исповедь…
– Я делаю все это так же часто, как мой муж.
– Но это не послужит вам извинением перед Господом и вашей матерью.
Хуана сжала пальцы так, что костяшки побелели; безумные огоньки зажглись в ее глазах. Он смеет задерживать ее против воли, он смеет мешать ей! А что, если Филипп узнает это известие от других, прежде чем она успеет поделиться с ним?