В Толедо их привело немаловажное событие: заседание кортеса, собравшегося в этом городе.
Не наделенная изысканным вкусом, в отдельных случаях Изабелла все же умела наряжаться соответственно своему положению и титулу. Сейчас на ней была вышитая золотом парчовая накидка – укороченная ровно настолько, чтобы было видно усыпанное жемчугом атласное платье. В седле королева Кастилии держалась величаво.
Горожане встречали ее рукоплесканием и радостными криками. Она навела порядок в их многострадальной стране, и они это помнили. Кроме того, многие еще не забыли правление ее отца, когда при дворе царил протекционизм, а за пределами дворца – произвол. Относительным экономическим благополучием и искоренением преступности кастильцы были обязаны своей королеве.
Они умилялись, глядя на юного принца – румяного, наряженного в парчу и такой же белый атлас, из какого был сшит камзол его отца. Важно восседая на кауром пони, он с улыбкой рассматривал людей, рукоплескавших ему так дружно и громко, точно он был не мальчиком, а взрослым мужчиной.
– Да здравствуют Изабелла и Фердинанд! – кричали они. – Да здравствует юный принц Астурии!
Все горожане верили, что когда-нибудь этот улыбающийся малыш станет таким же мудрым правителем, каким показала себя его мать.
И вот они прибыли в королевский дворец. Там кортес присягнул на верность юному принцу и провозгласил его законным наследником испанского трона.
Изабелла гордилась сыном – как и всеми своими детьми. Ей хотелось бы чаще бывать с ними, больше времени проводить в детской, где ее старшая дочь уже изучала иностранные языки и всемирную историю. Увы, государственные дела далеко не каждый день позволяли ей наслаждаться обществом сына и дочерей.
Однако своей великой миссии она посвящала себя целиком и уже осуществила часть своих обширных планов: превратила Кастилию в законопослушное государство. За Кастилией должны были последовать Галиция и Леон. Если бы в этих провинциях восторжествовали закон и христианство, Изабелла смогла бы чаще думать о своей семье.
Сегодня молодого Хуана признали наследником двух корон: кастильской и арагонской. Изабелла полагала, что к тому времени, когда он вступит во владение ими, она и Фердинанд уже выполнят свой великий долг – таким образом, их сыну достанется не только Кастилия с Арагоном, но и вся Испания, включая королевство Гранаду.
Затем кортес рассмотрел финансовое положение страны. Было ясно, что оно значительно упрочилось с того времени, когда к власти пришла Изабелла.
Но наиболее важными эдиктами кортеса стали постановления, направленные против евреев – меры, предложенные в них, оказались более суровыми, чем действовавшие до сих пор.
Они были приняты единогласно.
«Всем евреям королевства носить на спине круг из красной ткани, дабы отличались от остальных людей».
«Всем евреям положено жить в гетто – обнесенных оградой кварталах, ворота которых должны запираться на ночь».
«Евреям запрещено держать постоялые дворы, работать аптекарями и лекарями».
В Кастилии возобновились гонения на иудеев.
Алонсо де Охеда чувствовал себя охотником, затравившим зверя. Проходя по улицами Севильи, он думал о том, что очень скоро глазам здешних беззаботных домоседов предстанут зрелища, которые заставят их содрогнуться.
Евреи упорно не желали соблюдать законы, недавно принятые в Кастилии. Они по-прежнему работали лекарями и аптекарями, и им покровительствовали многие знатные севильцы, поскольку евреи лучше других умели врачевать их недуги. Кроме того, они все так же содержали постоялые дворы и не селились в отведенных им гетто.
Законы они нарушали нагло и повсеместно. Их видели отдыхающими в тени пальм и акаций, прогуливающимися с семьями по берегу Гвадалквивира.
Они не понимали, что их прежняя вольготная жизнь уже подошла к концу.
Один монах-доминиканец принес ему памфлет. Прочитав его, Охеда криво ухмыльнулся.
Судя по всему, это сочинение принадлежало перу какого-то излишне самоуверенного еврея.
Что такое эти новые законы, вопрошал он, как не нападки на мирное еврейское сообщество? Не иначе, страной завладели обезумевшие священники и монахи. Их ли старания приведут ее к процветанию? Христианская религия хороша с точки зрения теории – но каково будет ее практическое воплощение?
– Богохульство, – процедил Охеда и поспешил навестить Томаса Торквемаду.
Бросив один-единственный взгляд на мерзкий памфлет, тот сказал, что они должны немедленно принять какие-то меры. В тот же день Торквемада поехал к Изабелле.
Прочитав памфлет, Изабелла пришла в такой же ужас, в каком пребывали оба доминиканца.
Она пригласила к себе кардинала Мендозу и Торквемаду.
– Как видите, кардинал, – сказала она, – ваш замысел переубедить евреев полностью провалился.
Помолчав, кардинал ответил:
– Ваше Величество, наказания и расправы едва ли окажутся более действенными мерами, чем даже самые тщетные попытки переубедить этих грешников и наставить на путь истинный.
На истощенном лице Торквемады появилось озлобленное выражение.
– Ваши попытки ни к чему хорошему не привели, кардинал! – воскликнул он. – Настало время попробовать иные способы воспитания.
– Боюсь, святейший приор прав, – сказала Изабелла. – Мы не можем равнодушно взирать на события, происходящие в стране.
– Каковы будут ваши распоряжения? – спросил Мендоза.
– Я повелеваю вам и Томасу Торквемаде немедленно назначить комиссию инквизиторов, – сказала Изабелла. – Видимо, Севилья больше других городов заражена ересью – пусть с нее они и начнут свою деятельность.
Торквемада бросил на кардинала торжествующий взгляд. Вот так, его предложение все-таки победило! «Катехизис христианина» будет предан забвению.
Кардинал впал в уныние. Отныне он уже не мог остановить волну репрессий. И он тут не виноват – евреи сами себе навредили, выпустив этот злосчастный памфлет.
В создавшейся ситуации кардиналу оставалось лишь плыть по течению.
– Дорогой кардинал, – наконец сказал Торквемада, – давайте подчинимся королеве и назначим инквизиторов, которые будут действовать в Севилье. На посты руководителей святого трибунала я предлагаю двух монахов из моего ордена – Мигеля Морилло и Хуана де Сан-Мартино. Вы согласны?
– Согласен, – вздохнул Мендоза.
На застроенных мавританскими домами улицах Севильи было людно. Стоял погожий октябрьский день, и почти на всех балконах устроились дамы в черных мантильях, с интересом рассматривавшие уличную толпу.
Атмосфера была праздничной, а севильцы любили праздники.
На балконе одного из самых красивых домов города сидел мужчина, окруженный родственниками и домочадцами. В углу расположились музыканты: юноша с лютней и юноша с флейтой.