С тех пор как он появился в доме, Аманда не была у фермы Полгардов. Это было невозможно сделать, потому что она знала, что он увяжется за ней. Однажды, когда Аманда присоединилась к Лилит, он догнал ее.
– И куда это вы идете? – спросил он.
– О... мы просто идем навестить кое-кого из бедняков... несем им немного еды. – Говоря это, она вспыхнула, так как подумала, что если он расскажет родителям, они захотят узнать, в какую семью она носит еду.
– Можно я пойду с вами? – Он повернулся к Лилит. – А вы можете вернуться, – сказал он.
Аманда подумала о том, как ее кузен похож на ее отца. Он спросил: «Можно я пойду с вами?» и, не ожидая разрешения, уже шел рядом с ней.
Оставалось сделать только одно. Она быстро сказала:
– Лилит, ступай одна. Давайте поедем покатаемся верхом, кузен. Я покажу вам Полперро. Вы говорили, что хотели бы туда съездить.
Он склонил голову.
– Я в вашем распоряжении, дорогая кузина.
Подразумевалось, конечно, что она находится в его распоряжении. Он искал ее общества, и поскольку предпочитал прогулку с ней верхом, а не прогулку с целью благотворительного визита, то и согласился с ее предложением.
От него не было спасения.
Лилит изменилась, ее, казалось, больше совершенно не интересовало ничто окружающее. Лилит отдалилась и бывала то веселой, то печальной. Фрит был в Лондоне, Алиса поехала навестить тетку в Сент-Остелл, и Аманда временами чувствовала себя невыносимо одиноко.
Даже мысли мисс Робинсон где-то блуждали. Она была слишком озабочена тем, что будет с ней, и не думала о проблемах Аманды. А Аманду чересчур тревожило ее собственное будущее, и она не думала о мисс Робинсон; замужество с Энтони казалось ей более ужасным испытанием, чем что бы то ни было из того что может случиться с мисс Робинсон.
Однажды гувернантка вошла розовая от возбуждения.
– Я получила письмо от своей замужней сестры, – объяснила она, – она мне пишет, что слышала, будто леди Эггер ищет гувернантку для своей младшей дочери. Семья Эггер очень известна. Помнится, у них было имение недалеко от прихода моего отца в Беркшире. Было бы замечательно посетить старые любимые места. Я немедленно напишу леди Эггер.
– Мисс Робинсон, разве папа или мама сказали вам, что я в вас больще не нуждаюсь?
– Вы растете. – Мисс Робинсон лукаво взглянула на Аманду. – Когда у молодой леди появляются обожатели... когда у ее родителей возникают планы на ее счет... становится очевидно, что она скоро покинет классную комнату.
– Значит, они говорили с вами!
– Они намекнули, что мне следует поискать место. Ваш папа сказал, что, если я найду подходящее место, он позаботитсй, чтобы мне ничто не помешало занять его. Он сказал, что мне следует о себе подумать... чтобы я не тревожилась, что это причинит какие-то неудобства семье. Итак... учитывая все это, я не думаю, что пока еще рано писать леди Эггер.
– Нет, мисс Робинсон. – Аманда тупо смотрела перед собой. – Ох! – вырвалось у нее вдруг. – Робби... Робби... Я не хочу, чтобы вы уезжали.
Мисс Робинсон обняла ее. Что могли они сказать, чтобы утешить друг друга? Мисс Робинсон, несмотря на радужные надежды, боялась. Боялась нового дома, ожидающих ее новых испытаний, необходимости постоянно контролировать себя, быть услужливой и вежливой одновременно. Такова судьба гувернантки, занимающей опасное место между господами и слугами, не принадлежа ни к тем, ни к другим, вечно со страхом ожидающей упреков и ужасного будущего, когда она станет слишком старой даже для такой безрадостной жизни. И как Аманда могла ее теперь утешить? Она не могла сказать, как прежде: «Робби, когда я выйду замуж, я не возьму никого воспитывать своих детей, кроме вас». Она и думать не хотела о своих детях; ведь при этой мысли Аманда сразу вспоминала о своем кузене Энтони, улыбающемся тюремщике, которого выбрал ее отец, чтобы тот стерег ее будущее.
* * *
Гроб медленно и торжественно несли к церкви. Уильям был среди несущих гроб, а за ним вместе со всей семьей и некоторыми из друзей и соседей шла Лилит.
Однажды вечером бабка Лил, как обычно в последние годы, улеглась на свой матрас, а когда утром попытались ее разбудить, обнаружили, что она мертва.
– Она улыбалась во сне, да-да, – сказала миссис Треморни, – как будто радовалась, отправляясь в этот путь.
– Нам будет не хватать ее, – сказал мистер Треморни, – знаем только, что она почиет в мире; а это страшная удача при этой печальной жизни, скажу я вам.
Дети были возбуждены: не каждый день приходилось им присутствовать на похоронах. Целое утро они собирали в лесу и среди зеленых изгородей цветы, чтобы украсить гроб бабушки Лил для последних проводов.
Лилит была в замешательстве. Слишком много всего свалилось на нее сразу: обретение огромной власти над фермером Полгардом дало ей возможность почувствовать свою силу, любовь к Фриту Дейнсборо сделала ее слабой, а теперь вот потеря ее старой советчицы и утешительницы сделала ее беззащитной. Но она не плакала, как другие.
«Ну и характер, – думала ее мать. – Лилит была любимицей бабки Лил, а девчонка и слезинки не уронила по ней».
А Лилит думала: «Она ушла навек; она уже не будет сидеть у двери, попыхивая своей старой трубкой, лаская мои кудри и гордясь тем, насколько умнее других она была. Я уже не смогу приходить к ней».
Дорога была крутой, и мужчины, несшие гроб, вынуждены были часто останавливаться, чтобы их сменили другие. «О, бабушка Лил, – думала Лилит, – тебя торжественно хоронят. Ты бы гордилась такими похоронами». Тишина на кладбище показалась Лилит неземной. Старая церковная башня из серых камней, веками омывавшихся дождями, выглядела жестоко безразличной, как бы заставляя думать, что раз она уже простояла здесь долгие годы и будет стоять еще, так какое ей дело до тела еще одной беднячки, принесенного покоиться около нее? Над зеленой изгородью из бирючины жужжали пчелы. «Это несправедливо, что они ведут себя так, как будто ничего не случилось, – думала Лилит, – ведь умерла бабушка Лил».
До ее руки дотронулся Уильям, и они вместе стали смотреть, как гроб опускают в могилу.
Где-то рядом прокуковала кукушка, запоздало восторгаясь весной. Слезы навернулись на глаза Лилит впервые с того момента, как она узнала, что бабушка Лил ушла в иной мир, далеко от их хижины и вида танцующих на воде парусников.
И вот все окончилось. Были сказаны последние слова, и комья земли застучали по гробу. Друг за другом все вышли с кладбища и неторопливо спустились вниз с холма, вспоминая бабку Лил; говорили, какая она была прекрасная старая леди, как она вырастила семью и как не было дня в ее жизни, чтобы она не выполняла свой долг. Говорилось, что она была хорошей женой и хорошей матерью. А Лилит хотелось им прокричать: «Не хотела бы она от вас это услышать. Она бы хотела, чтобы вы говорили, что она была плохой... и ловкой, и хитрой и знала, как устроиться».