– В Лондон? Но это же жутко далеко.
– Это не так далеко, как ты думаешь. Лондон – чудесное место. Я знаю, потому что Аманда показывала мне его на картинках. У тебя есть деньги. У меня тоже немного есть. Я уже давно жду, чтобы уехать в Лондон. Уильям, нам надо отправиться прямо сейчас. Бери все необходимое. Не теряй ни минуты. Судя по всему, он мог уже узнать, что в городке ему устроили «выволочку». Я думаю, он тебя убьет, Уильям. Я думаю, он нас обоих убьет. Бери все, что надо, и уходи. Спрячься... спрячься в морвалском лесу, а я возьму твои деньги у Аманды. Я возьму все свои пожитки... и мы уйдем вместе. Мы отправимся в Лондон. Это все, что мы теперь можем сделать.
Уильям смотрел на нее, и в нем крепла уверенность в себе. Лилит была так убедительна, так уверена во всем. Он почувствовал, сколько силы в этом маленьком, детском теле – в небольшой девушке, бросившей вызов громадному Джозу Полгарду и заставившей его дать согласие на женитьбу своего сына не по его собственному выбору.
– Лилит, – сказал он, – ты права. Я убежден, что ты права.
* * *
Лилит стояла в комнате у Аманды.
– Аманда, дай мне деньги Уильяма. Я пришла проститься.
– Лилит! Что это значит?
– Мы уходим отсюда. Мы направляемся в Лондон.
– Как вам это удастся?
– Я не знаю, но мы уходим. С деньгами Уильяма и с теми, что есть у меня. Нас убьют, если мы останемся.
– Лилит, ты не сошла с ума?
– Я соображаю. Я знаю, что нам надо делать. В городке устроили посмешище. Сейчас их там сжигают... два пучка соломы, наряженных в людские одежды, – Джоз Полгард и Долли Брент... Им устроили «выволочку» и сожжение.
– Я их видела на дороге.
Вкратце, задыхаясь от спешки, Лилит рассказала всю историю своего обнаружения Джоза и Долли в риге и последовавшего за тем шантажа и его результатов.
– Теперь знает весь свет, и ничто его не остановит сделать жизнь Уильяма невыносимой. Джоз может подумать, что это я рассказала... Он меня убьет. Он сказал, что так и сделает, только боязнь остановила его. Он Уильяма забьет до смерти.
– Он не посмеет.
– Неужели? Не он первый сделает это.
– Это было бы убийство.
– Тебе отлично известно, что когда убивают таких, как мы, это не называется убийством.
Аманда сжала руками пылающий лоб.
– Значит... вы уходите? – медленно проговорила она. Она не могла этого вынести. Она не могла оставаться жить здесь без Лилит и с иронией подумала, что если бы на ее месте оказался отец, он сказал бы, что Бог указывает ему его путь. Это было слишком смело, и она ужаснулась своим мыслям; но почему она должна бояться больше, чем Лилит? Ответ был прост: ей не хватало смелости Лилит.
– Лилит, – сказала она, задыхаясь, – не могла бы я отправиться с вами в Лондон?
Лилит в изумлении смотрела на нее.
– Я... у меня есть кое-какие деньги... даже много, я думаю. Они в копилке. Я их еще не считала. Я возьму одежду для нас обеих. О, Лилит... я отправляюсь... я отправляюсь с вами в Лондон!
Лилит нерешительно улыбнулась, а потом сделала то, чего не делала никогда прежде, – подбежала к Аманде и обняла ее.
Небо начинало светлеть. Аманда, лежа на полу мансарды, в которой она жила с Лилит, наблюдала, как свет пробивался сквозь крошечное окно. Свободная жизнь началась неделю назад.
Мансарда продувалась насквозь; обои отставали от стен, и потолок был весь в трещинах; единственное маленькое окно открывалось с трудом, и еще сложнее было его закрыть, если его все же открывали. Убранство комнаты состояло из двух матрасов – ее и Лилит, – небольшого умывальника и двух стульев. Все это было весьма убого, но она не чувствовала себя несчастной, потому что каждый день случалось что-то новое; она никогда не могла ничего предвидеть. С тех пор как девушка оказалась в Лондоне, Аманда то восхищалась, то возмущалась; она была абсолютно свободна, но эта свобода ее пугала.
Она смогла различить очертания лежащего на полу пакета и улыбнулась, разглядев его. Она с нетерпением ожидала, когда совсем рассветет и она сможет открыть этот пакет; ей хотелось показать другим, что она может стать одной из них.
Этот столичный город, как и сказал Фрит, был по-настоящему удивительным местом; но Аманда знала, что она и Уильям воспринимали его иначе, чем Лилит и Наполеон. Аманде он казался женщиной с обезображенным язвами лицом, но роскошно одетой и усыпанной сверкающими драгоценностями; именно эти контрасты, видные повсюду, пленяли и ужасали ее.
В то раннее утро она вспоминала эту неделю свободы, начавшуюся с бегства из Корнуолла. Она заново переживала их побег, как делала это уже не однажды за последние дни: быстрые сборы и записку родителям, объяснявшую причину ее побега, последнюю встречу с Лилит, а потом с Уильямом, прятавшимся вместе с Наполеоном в морвалском лесу. Несколько часов они шли не останавливаясь, и, лишь уйдя на много миль от Лу, усталые и обессиленные, они уговорили возчика подвезти их до места, где они смогли сесть в «Волшебную карету», транспортное средство для перевозки рабочих, увезшую их из Корнуолла.
Как интересно было ехать впервые по железной дороге! Глаза Лилит горели, как темные драгоценные камни, на которые упал луч света; она без умолку, возбужденно и благоговейно говорила о Лондоне; довольно странно, подумала Аманда, но своим поведением она напоминала рыцаря, направившегося искать мифическую чашу Грааля. Малыш Наполеон был почти так же счастлив, как и Лилит, хотя и не говорил об этом. Если даже и придется ему в этом городе столкнуться с голодом и трудностями, то с ними он уже близко знаком, а близкое это знакомство породило безразличие к ним. Он походил на раба, сбросившего оковы и наконец освободившегося. Уильям же был слишком серьезным, поэтому не разделял беспечного оптимизма своей сестры; он тревожился из-за Аманды. Как могли они знать, что ждет их в этом городе? И что может случиться с такой леди, как Аманда, привыкшей к роскоши? Аманда понимала, как Уильям тревожился из-за нее.
А как они хохотали, когда их болтало в железнодорожных вагонах! А как они замерзли, совершенно не защищенные от ветра!
Потому что, хотя крыша у вагона и была, он напоминал повозку для перевозки скота, будучи открытым с боков. Аманда, закоченевшая от холода, мельком подумала о том, как бы путешествовали по железной дороге Фрит и Энтони; они бы поехали в первом классе, на мягких сиденьях, удобно вытянув ноги. Так бы путешествовала и она, оставшись с родителями или с Энтони. Но что такое замерзшие конечности в сравнении с той дрожью от страха, которую всегда вызывал в ней отец? Что такое небольшая вагонная качка в сравнении с ужасом, вызываемым Энтони?
«Свобода! Свобода! Свобода!» – выстукивали колеса вагона; чувство свободы было удивительным, оно вселяло радость.