И тут случилось чудо.
Это был высокий светловолосый человек – джентльмен, Наполеон не мог ошибиться; и подметание переходов учит их различать.
– Переходим, сэр? Вам нужно перейти улицу? Светловолосый человек остановился и посмотрел на Наполеона.
– Послушай, откуда тебя занесло сюда?
– Из Корнуолла, сэр.
– А откуда именно?
– Ну, сэр, до того как попасть к фермеру Полгарду около Лу, я жил в работном доме в Бодмине.
– Вот как, – сказал человек. – Странно. Я сам из тех мест. Полгарды, а! И их я знаю. А что заставило тебя приехать в Лондон? – Он улыбнулся. – Знаю. Желание разбогатеть.
– Ну да, сэр.
– В таком случае промети мне переход.
Наполеон промел переход и, когда они перешли на другую сторону улицы, высокий человек сказал:
– Вот тебе кое-что к твоему богатству.
Когда он ушел, Наполеон остолбенело смотрел на свою руку, потому что в ней лежала золотая монетка в полсоверена. Он не мог этому поверить.
Понятно, что он не мог больше в этот день мести переходы Он позвал бедного мальчонку, который брался мести, когда владельцы переходов хотели отлучиться, и отправился прямиком домой. Лилит с Амандой были в мансарде, и Лилит как раз собиралась в ресторан.
– Ты рано пришел, – сказала Аманда. – Должно быть, что-то случилось. Ты выглядишь так, будто встретил джентльмена, давшего тебе шиллинг.
– Да... встретил, – с запинкой ответил Наполеон. – Только не так... но это даже больше. Поглядите.
Монета сияла в его измазанной ладони.
– Полсоверена! – сказала Аманда. – Кто же это тебе его дал, Наполеон?
Наполеон был рад видеть, что даже Лилит находится под впечатлением. Она взяла монету в руки.
– Настоящий, – сказала она.
– Я знал, что он настоящий, – широко улыбаясь, заметил Наполеон. – Он же был настоящий джентльмен, который мне его дал. Он мне сказал: «А откуда ты приехал?» А я ему и ответил: «Из Корнуолла, сэр». А он и говорит: «Вот так здорово, я и сам из тех мест. Полгарды... так и их я отлично знаю...»
– Кто-то из Корнуолла, – сказала Аманда. – Кто-то, кто знал Полгардов. Хотела бы я знать, кто это был.
– Уж это был джентльмен так джентльмен, – продолжал Наполеон. – Он сказал: «Вот тебе к твоему богатству...» Потому как он меня спрашивал, не ищу ли я тут богатство.
Лилит стояла, не двигаясь, лицо ее страшно побледнело. Она медленно проговорила:
– Нап... подумай... ты должен вспомнить. Какой он был... этот джентльмен?
– О, он был высокий.
– Высокий, как кто?
– Выше Уильяма. Выше всех, кого я знаю.
– Светловолосый или темноволосый?
– Светловолосый. Такой золотистый.
– И говорил он, как джентльмен... как настоящий джентльмен?
– О да, это был настоящий джентльмен. Без обмана.
– Говорил чуть медленнее, чем другие, со смешинкой заканчивая, как будто насмехаясь... но насмехаясь по-доброму?
– Точно. Лилит сжала руки.
– Сказал ли он это так: «Послушай, откуда ты сюда попал? Странно. Я сам оттуда».
– Ну, так точно он и сказал. Ну просто будто он говорит.
– Фрит! – воскликнула Аманда. – Это был Фрит.
Глаза Лилит округлились и потемнели от внезапного гнева. Она схватила Наполеона за плечи и трясла его.
– И ты не сказал ему, где мы! Ты позволил ему уйти!
– Я не понимаю. Я не понимаю, что ты такое говоришь. Что я сделал не так? – Он устремил умоляющие глаза на Аманду, поспешившую ему на помощь и выхватившую его из рук Лилит.
– Что ты делаешь с ним? Ты с ума сошла?
– Что ж тут не понять? – с чувством говорила Лилит, переходя на свою прежнюю манеру говорить, что с ней бывало всегда в моменты волнения. – Это Фрит с ним говорил... Это был Фрит.
Потом она замолчала и, задумавшись, отвернулась. Фрит был в Лондоне, и именно поэтому Лилит жаждала приехать сюда. Каждый день она надеялась, что он найдет ее, было необходимо, так она считала, чтобы он нашел ее... а не она его. Она многому научилась, с тех пор как начала работать в ресторане «Сэм Марпит». Она частенько задумывалась над тем, так ли будет Фриту приятно видеть ее здесь, в Лондоне, как это было в Корнуолле. Она не смогла бы вынести его замешательства при встрече с ней; он должен быть счастлив, восхищен, как она. Вот почему их встреча должна быть случайной, а не произойти в результате ее поисков.
И все же, если бы Лилит могла помочь этой случайности... искусно, так, чтобы он не заметил, что она помогала... с какой радостью она сделала бы это!
Больше она не сказала ни слова, пока не осталась с Наполеоном наедине; тогда она положила ему на плечи руки и произнесла:
– Нап, подметая переходы, ты должен высматривать того джентльмена. Что бы ты ни делал, ты должен все оставить. Ты должен привести его ко мне. Тебе ясно?
– Да, Лилит.
– Что бы ты ни делал!
– Что бы я ни делал. Если даже я буду мести переход для королевы, я ее оставлю, и пусть переходит и забрызгивается... даже если она даст мне полсоверена, как тот джентльмен. И я должен привести его к тебе, Лилит.
После этого у Наполеона осталось единственное желание. Это не было желание промести переход для леди или джентльмена, которые дали бы ему шиллинг или даже полсоверена; это было желание привести того единственного джентльмена к Лилит.
* * *
Прошел год и начался новый. Это был их второй год в Лондоне, год разочарования и безысходности для Лилит, Наполеона и Сэма Марпита.
Каждый день Наполеон выходил из дому с чувством, что именно в этот день он найдет светловолосого джентльмена; но каждый день кончался в этом смысле неудачей. Наполеон преуспевал; он стал одним из наиболее оплачиваемых подметальщиков переходов. Дамам нравилась его манера разговора, а джентльменам – внимание, с которым он изучал их лица. Маленький подметальщик переходов из провинции стал заметной фигурой; но напрасны были его ожидания того светловолосого джентльмена, чье появление значило так много для Лилит... а стало быть, и для Наполеона.
Лилит то надеялась, то впадала в отчаяние. Иногда ей казалось, что она видела Фрита в полумраке ресторана, и тогда представляла себе, что он туда придет и заберет ее. Временами она была убеждена, что потеряла Фрита навеки.
– Разрази меня гром, – восклицал Сэм. – Но я не понимаю, что с тобой. Я тебе предлагаю хороший дом и хорошего мужа, а ты не можешь решиться принять это предложение. А что, если я изменю свое намерение? Представь, что я решу жениться на Фан, что тогда?
Она презрительно посмотрела на него: