Он сидел, глядя на ее танец с вуалями; ему вспоминались многие интимные моменты; в танце она оставалась самой собой – необыкновенно чувственной. Почему она не родилась в той же социальной среде, что и он? Наблюдая за ней, он испытывал искушение жениться на ней, несмотря ни на что. Это, конечно, могло бы стать социальным самоубийством. Уже то, что он работал, было необычным; в обществе считалось, что труд лишает человека права на статус джентльмена. Он чувствовал, что смог бы это преодолеть. Ему бы хватило остроумия и обаяния, чтобы быть принятым в любых кругах, но неудачная женитьба означала бы конец спланированной им для себя карьеры.
Он не мог жениться на Лилит, но не испытывал серьезной боязни по поводу того, что она не захочет оставаться его любовницей.
Она танцевала, он это чувствовал, для него одного. Его не покидала уверенность, что она его заметила, хотя притворялась, что не видела. Да, она изменилась. Он самодовольно улыбнулся, не сомневаясь, что после танца она подойдет к его столику и они вместе уйдут; а завтра он решит вопрос о найме дома – где-нибудь вблизи от Уимпоул-стрит.
Лилит танцевала, пока не остановилась, сбросив с себя все вуали – обворожительная в затемненном зале; а затем, отвечая на аплодисменты посетителей ресторана, она поклонилась и, изящным движением подобрав вуали, исчезла.
Сэм, забеспокоившись, последовал за ней в ее уборную. Сегодняшний вечер напомнил ему тот, когда приходил этот же человек и она отказалась выйти танцевать снова.
Стоя у двери, он наблюдал за ней; Лилит была возбуждена; конечно, этот человек так на нее действовал.
После возвращения она оставалась, как выражался Сэм, «такой же колючей гордячкой». Она настояла, чтобы на двери в ее комнату был хороший замок и к нему хороший ключ; Сэму она дала понять, чтобы он держался на почтительном расстоянии, поэтому он все еще волновался из-за того человека в зале.
– Они вызывают тебя, Лилит, – сказал он. – Пойди и спой песенку. Обвернись вуалями... Пойди.
– Ладно, – ответила она. – Ладно. Пока все хорошо.
Он остался ждать в ее уборной, прислушиваясь к пению и аплодисментам. Вернувшись в уборную, она удивилась:
– Ты все еще здесь!
– Послушай, – начал Сэм, – не вздумай уйти, как ты ушла прошлый раз. Разрази меня гром и молния, если я соглашусь снова принять тебя.
Она молча надела платье с красными розами по подолу и блестками на корсаже, а прическу украсила пунцовой розой.
– Куда это ты?
– Пообщаться с посетителями. Это ведь моя работа, не так ли? Я собираюсь заставить их купить побольше коньяку и шампанского. Я собираюсь заставить их съесть побольше отбивных и томатов с анчоусами.
– Послушай... – он старался говорить угрожающе, но чувствовал себя беспомощным, потому что она вполне сознавала его страхи.
В ресторанчике она подсаживалась к некоторым из постоянных клиентов и болтала с ними. Фрит наблюдал за ней, бросал умоляющие взгляды, приглашая к своему столу. Ей нравилось заставлять его ждать. Если она не его круга, то и он не ее круга. Если она не подходит его друзьям, то по крайней мере в ресторане Марпита она королева.
Наконец она подошла и села к его столику.
– Лилит! – с упреком сказал он.
– Закажи шампанское, – попросила она. – Этого от тебя ждут.
– Кто ждет? – спросил он. – Тот дубина... с напомаженными волосами?
Она поторопилась защитить Сэма.
– Буду тебе признательна, если ты оставишь его в покое. Он мой друг... и добрый друг.
– Друг? И только?
– Мой друг, и неплохой. Он просил меня выйти за него замуж, поэтому я прошу не говорить о нем пренебрежительно. – Она знаком подозвала одного из официантов. – Шампанского, – сказала она. – Шампанского, Джек.
Фрит спросил:
– Ты приняла его предложение выйти замуж?
– Я раздумываю.
– Я бы на твоем месте отказал.
– Но ведь ты не я.
– Лилит, уходи отсюда. Мне неприятно видеть тебя здесь. Взгляд ее стал жестким.
– Ах, так? Почему? Здесь все невоспитанны? Вульгарны? Но видишь ли, и я ведь такая.
– Не говори глупости.
– Итак, я глупа, а также невоспитанна и вульгарна... Спасибо, Джек. Заплати ему сразу, – прибавила она, когда Джек разливал вино.
Когда официант ушел, Фрит сказал:
– Ради всего святого, будь разумной.
– Что значит быть разумной?
– Пойдем сейчас со мной.
– Зачем?
– Я нашел очаровательный дом. Вернее, два дома. Я хочу, чтобы ты выбрала. Оба они вблизи от Уимпоул-стрит.
– Но не на Уимпоул-стрит.
– Давай не будем об этом говорить. Она улыбнулась ему.
– Не понимаю, зачем ты сюда пришел.
– Попытаться убедить тебя быть благоразумной.
– Попытаться убедить меня быть грешной?
– Грешной, Лилит! Ты говоришь, как девица строгих правил, но немного опоздала.
– А ты немного поздно пришел сюда.
– Я хочу объяснить тебе, Лилит. Ты бы возненавидела свое замужество, выйдя за меня.
– Я лучше могу судить, что мне нравится и что я ненавижу.
– Это не будет... в твоем стиле. Тебе пришлось бы встречаться с множеством нудных людей. Если бы ты только взглянула на эти дома...
– Мне не надо смотреть на дома, чтобы знать, что я хочу. Мне безразличны дома.
– Я понимаю твои чувства, Лилит. Ничего мне на свете так не хочется, как жениться на тебе... если бы это было возможно, но это просто невозможно. Все, но только не это, Лилит... все... все. Понимаешь, дорогая, это было бы ошибкой... и с твоей точки зрения, и с моей. Мои родные не одобрили бы...
– Ты не посчитался с родными, когда решил уехать в Лондон и стать врачом, не так ли?
– Это разные вещи.
– Не надо было тебе приходить сюда сегодня, – сказала она печально.
– Что ты здесь делаешь... живешь в этом доме? А что это за ужасное... грубое создание? Какие у тебя с ним отношения?
– Не такие, как с тобой. Он, видишь ли, не джентльмен, поэтому просит меня выйти за него замуж.
– Ты глупышка, Лилит.
– Какая есть, а если тебе это не нравится, ты не должен был лриходить.
– Ты знаешь, что мне это нравится. Мне это нравится больше всего на свете. Точнее, я это люблю.
– Напрасно ты это... играешь словами. Я больше не желаю тебя видеть. А когда вы с Амандой поженитесь... то я не захочу видеть никого из вас.
– Я не женюсь на Аманде.
– Не женишься?