– Думаю, – возразила Мами, – что, если вы сейчас проявите слишком большой интерес к портрету, это сочтут неприличным.
– Однако мне так хочется его увидеть! Я считаю, что мне должны были показать его первой.
– Как только англичане и ваша мать договорятся, вы сможете попросить показать вам портрет принца… Но пока вам вряд ли следует проявлять любопытство…
Я рассердилась, что все дамы уже знают, как выглядит принц, а я – нет, и решилась действовать. Встретившись в следующий раз с герцогиней де Шеврез, я попросила ее достать портрет, улучив момент… и принести миниатюру мне.
Герцогиня, обожавшая интриги, поклялась сделать это.
– Когда он снова вытащит его, – сказала она, – что он делает… – она улыбнулась мне, – когда…
И в тот же день портрет был у меня в руках.
Миниатюра находилась в золотом медальоне, и пальцы мои дрожали, когда я открывала крышку. И вот, наконец, принц! Мое сердце екнуло, когда я увидела его. Он был красив, да, но в чертах его было еще и нечто утонченное и изысканное… нечто неземное – и это очаровало меня.
Я не могла оторвать взгляда от портрета и почти час не выпускала медальон из рук, пока не запомнила каждую черточку этого прекрасного лица; и чем больше я смотрела, тем счастливее становилась.
Возвращая портрет герцогине, я поблагодарила ее за помощь. Она сказала, что лорд Кенсингтон обнаружил пропажу медальона, и она призналась, у кого находится миниатюра.
– Похоже, он ничуть не обеспокоился. Я даже думаю, он был доволен, – заявила герцогиня. – Он уверил меня, что принц Уэльский на самом деле еще красивее, чем на портрете.
Дело стремительно продвигалось вперед, и лорд Кенсингтон попросил у моей матери позволения побеседовать со мной наедине.
Немного поколебавшись, она дала свое согласие, и я приятнейшим образом провела полчаса в обществе мужчины, которого все считали не только посланцем английского короля, но и любовником мадам де Шеврез.
Он был очень учтив со мной и снова нашел меня очаровательной. Он сказал, что отправляется назад в Англию, чтобы сообщить королю, какая я обворожительная принцесса и как будет счастлив любой мужчина, которому повезет взять меня в жены.
Подобные разговоры доставляли мне несказанное удовольствие.
– Однако вам не мешает еще немного подрасти, – заметил милорд, и это было единственным упоминанием об одном из моих недостатков.
Затем он рассказал мне про английский двор.
– Боюсь, он менее элегантен, чем у вас в Париже, но и нам удается радоваться жизни.
Я ответила, что милорду это действительно удается, куда бы он ни отправился.
Он сказал, что очень надеется удачно завершить свою миссию.
– Когда дело касается вопросов определенного рода, мой принц очень нетерпелив, – произнес он с озорным блеском в глазах.
Лорд мне очень понравился, и несколько дней я пребывала в радостном возбуждении.
Однако Мами сообщила, что не все идет так гладко, как рассчитывали вначале.
– Чтобы выйти замуж за принца Карла, вам понадобится специальное разрешение папы, – сказала она, – из-за разных вероисповеданий… Вы же понимаете: католическая Франция и протестантская Англия…
– Если я когда-нибудь стану королевой Англии, то попытаюсь спасти моих подданных от вечных мук ада, которые ожидают всех еретиков, – твердо возразила я.
– Да, – не задумываясь ответила Мами, – но что, если они полны решимости спасти вас?
– Но как они могут? – искренне удивилась я. – Я католичка, и те, кто воспитал меня в святой нашей вере, уж позаботились о спасении моей души.
Мами посмотрела на меня, склонив голову набок, и не стала развивать эту тему; однако моя мать – а в то время я часто разговаривала с ней – требовала не забывать, что я католичка и что мой долг – вернуть заблудший народ на путь истины.
Но Карл, красивый молодой мужчина с миниатюры, – как быть с ним?
– Он англичанин, – объяснила мне мать. – А англичане настаивают на том, чтобы их короли были протестантами. Это чудовищное заблуждение, и тебе перво-наперво нужно будет обратить супруга в истинную веру… если, конечно, ваша свадьба состоится.
Преисполненная религиозного рвения, я много размышляла над своей будущей миссией – и мечтала о том, как Карл через некоторое время станет благодарить меня:
– Если бы не ты, я умер бы еретиком. И пришлось бы мне вечно гореть в аду.
Сколь сладостны были эти мечты!
Мать Магдалина все время наставляла меня. Если будет на то Божья воля и я отправлюсь в Англию, то о легкомысленных удовольствиях мне там придется позабыть. Обязанность моя – помнить исключительно о своем долге.
А потом все решили, что наш с Карлом брак не состоится. Слишком много было неувязок, но главная из них – разница вероисповеданий. Англичане прохладно относились к возможности заиметь королеву-католичку. Мысль о свадьбе принца с испанской инфантой приводила их в ужас, поскольку они считали испанцев своими злейшими врагами. И в Лондоне так обрадовались провалу брачного альянса с Испанией, что были почти согласны на Францию, как на меньшее из двух зол. Но, конечно, религиозный аспект сохранял свое значение, приобретя такие размеры, что герцог Бэкингем – которому были поручены переговоры и который от всей души желал их успешного завершения – решил, что лорду Кенсингтону не справиться со столь трудным делом. На смену сему учтивому и обаятельному придворному кавалеру Бэкингем прислал лорда Карлайля.
Лишь много позже я узнала, почему моя свадьба едва не сорвалась.
Снова всплыло дело Фредерика и его злосчастного пфальцграфства, положившее конец переговорам с испанцами. Король Яков [29] хотел возвратить пфальцграфство своему зятю, но французы не желали поддерживать немцев – этих закоренелых еретиков-протестантов.
Были и другие разногласия. Французы требовали, чтобы король Яков обещал защищать от притеснений английских католиков, и без этого условия отказывались заключать брачный договор. Так что в какой-то момент переговоры грозили зайти в тупик, а мне пришлось бы позабыть прекрасное лицо с портрета, преследовавшее меня в мечтах с тех самых пор, как я увидела его.
Полагаю, мой брат и моя мать поняли, что если с этим браком ничего не выйдет, то вряд ли я смогу рассчитывать на другую столь же блестящую партию. Они решили проявить некоторую терпимость, ибо если я окажусь в Англии, то смогу действовать там на благо католичества.
Как я уже говорила, почти все это стало известно мне гораздо позже. Мой брат беседовал с лордом Карлайлем с глазу на глаз, намекая, что английскому королю не следует воспринимать религиозные противоречия слишком уж серьезно. Пусть он только даст слово, что католики тихо и без помех смогут исповедовать свою веру, – и все будет в порядке.