Лорд и леди Хертфорд не могли дождаться, когда власть в государстве перейдет к ним в руки. Юный король жил теперь у них, и они стали правителями Англии.
Маленький король был напуган почестями, которые теперь оказывались ему. Люди преклоняли колени в его присутствии и называли величеством, но он был умен и хорошо понимал, что если раньше он еще обладал какой-то свободой, то теперь полностью в их власти.
А что Мария? Между нею и троном стоял теперь только один человек. Король был слаб здоровьем, как и она, но Мария молила Господа, что бы он забрал к себе братца раньше нее, чтобы она сумела стяжать славу королевы, вернувшей Англию в лоно Римской церкви.
В драме, ареной которой стала тогдашняя Англия, участвовали еще два очень важных актера, два самых честолюбивых человека в королевстве — тринадцатилетняя принцесса и мужчина за тридцать.
«Почему бы и нет? — спрашивал себя лорд-верховный адмирал. — Я искренне верю, что король, проживи он чуть дольше, сам выдал бы за меня свою дочь. Но он мертв, и Кейт теперь свободна, а Совет ни за что не позволит мне жениться на принцессе».
Надо было действовать крайне осторожно, а ведь он славился на всю Англию своим безрассудством.
А принцесса Елизавета? По молодости лет и по неопытности она была очень нетерпелива. Она мечтала об адмирале. Ей передалась любовь ее матери к веселью и восхищению поклонников, и она тосковала о человеке, который возбуждал ее чувства и пробуждал в душе желания, одновременно сладостные и опасные. Кроме того, она, не должна была забывать, что между нею и троном стояли двое. Елизавета не сомневалась, что у ее брата никогда не будет детей. А Мария со своими вечными болячками и жалобами — долго ли она протянет? И тогда... Ослепительная жизнь! Как страстно ей хотелось приблизить эту минуту, с каким нетерпением она ее ждала! Но она мечтала и о Сеймуре. Ей хотелось заполучить и трон, и Сеймура. Но что-то подсказывало ей, что надо выбрать или трон, или Томаса.
Вот такие проблемы стояли перед девочкой тринадцати лет. Что же она могла сделать? Ей надо было ждать; ей надо было наблюдать; ей всегда нужно было поступать очень осторожно, со шей осторожностью, на которую только она была способна. Люди, стоящие очень близко от трона, всегда подвергаются опасности, пока не сядут на пего. И даже потом... Но только не Тюдоры. Нет, усевшись на трон, король — или королева — из рода Тюдоров знает, как на нем удержаться.
Вот о чем мечтали те, кто жил рядом с королем, пока погребальная процессия торжественно двигалась по улицам Лондона.
Гроб с телом короля установили в часовне в Сион-Хаус; и, пока он стоял тут, с него сорвало крышку, и на пол пролилась кровь Генриха.
Когда весть об этом разнеслась по стране, людей обуял ужас. Вспомнили об ужасных пытках, которым подверглись многие люди во время правления короля; произносились имена тысяч несчастных, погибших по его велению.
«Несладко придется королю, когда он предстанет перед Богом и будет держать перед ним ответ за содеянное», — шептались люди.
И люди содрогались.
Некий Вильям Гревиль заявил, что в часовню забрела собака и принялась лизать кровь короля; и, сколько ни пытались ее прогнать, она так и не ушла.
«Это был призрак, — утверждали суеверные люди, — призрак того, кого он казнил». Тогда все вспомнили, что его пятая жена, Екатерина Ховард, отдыхала в Сион-Хаус на своем пути в Тауэр; именно в этот день она положила голову на плаху и распрощалась с жизнью.
И разве брат Пейто, человек редкого мужества, не критиковал короля, когда тот удалил королеву Катарину Арагонскую и женился на Анне Болейн? И разве этот храбрец не сравнивал короля с Ахавом и не предрекал, что собаки будут лизать его кровь?
В церкви Виндзора Гардинер, окруженный самыми близкими к королю придворными, стоял у входа в фамильный склеп, глядя, как шестнадцать самых сильных йоменов гвардии во главе со своим офицером опускают гроб в могилу. Попавший в опалу при покойном короле и думая со страхом о новом царствовании, когда во главе страны будет стоять король, приверженный новой религии, он перевел взгляд на принцессу Марию и стал молить Бога, чтобы она поскорее заняла трон.
Лорд камергер, лорд казначей и все остальные, окружившие могилу и державшие в руках свои жезлы, дождавшись момента, когда на гроб упали первые комья земли, сломали по очереди жезлы над своими головами и бросили их обломки в могилу. Затем была прочитана De Profundis, и, когда отверстие в полу было закрыто досками, кавалер ордена Подвязки, стоявший вместе с хором, провозгласил титулы юного короля: «Эдуард VI, милостью Божьей король Англии, Франции и Ирландии, защитник веры и суверен благороднейшего ордена Подвязки», и другие кавалеры ордена под звуки труб повторили эти слова три раза.
Новое царствование началось. Всемогущий правитель отправился на покой, а вместо него на трон взошел мальчик с бледным лицом.
Многим, кто наблюдал эту церемонию, показалось, что над толпой витали призраки убиенных Генрихом мужчин и женщин.
Принцесса Елизавета пребывала в смятении.
Настал день, когда она получила предложение выйти замуж. Это было первое настоящее предложение подобного рода, поскольку было сделано ей лично. За те тринадцать лет, что она прожила на свете, были, конечно, и другие предложения о замужестве, но тогда ее мнения никто не спрашивал. Когда ей исполнилось всего несколько месяцев, король, который в ту пору любил ее, затеял переговоры с французским королем Франциском о том, чтобы выдать ее замуж за герцога Ангулемского, его третьего сына. Но после того как Генрих объявил ее незаконнорожденной, этот брак стал невозможен, и о нем уже давно позабыли. Позже ее обещали в жены шотландскому графу Ар-рану — совсем неподходящая партия для английской принцессы, — но и эти планы, как, наверное, и предполагалось с самого начала, пошли прахом. Позже возник весьма честолюбивый замысел выдать ее за Филиппа Испанского, сына императора Карла, но и он был обречен на провал.
Но это предложение отличалось ото всех остальных. Это было объяснение в любви, и сделал его человек, которого, как теперь могла признаться себе Елизавета, она тоже любила. Лорд-верховный адмирал Англии сэр Томас Сеймур просил принцессу Елизавету стать его женой.
Она сидела у окна в своих покоях в Уайтхолле, отданных ей королем по просьбе ее мачехи. В этих покоях Елизавета жила, когда появлялась при дворе и когда двор останавливался в этом дворце.
Какое-то время Елизавета предавалась романтическим мечтам — ей захотелось потешить себя мыслью, что она может выйти замуж за того, кого любит.
Он очень красив, этот Томас. Красив? Этого было мало, чтобы описать его. При дворе 6ыло множество красавцев, но всем им было далеко до Томаса Сеймура. Он был весел и беспечен и создавал вокруг себя атмосферу озорства, которая так нравилась ей, да и многим другим, наверное, тоже. Ей правилась его смелость, его сильные руки, обнимавшие ее, и задумчивое выражение его смеющихся глаз, словно бы он гадал, как далеко может зайти. В нем было много такого, что нравилось ей; когда он стыдливо обнимал ее, глядя на нее совершенно бесстыжим взглядом и разговаривая тоном, не оставлявшим сомнений в его намерениях, Елизавета всегда помнила о его честолюбивых замыслах, о которых она прекрасно знала и которыми восхищалась, ибо те же самые честолюбивые замыслы составляли основу ее натуры.