– Он не желает применять большие дозы из опасения, что все может открыться.
– Из опасения! Такие люди всегда всего боятся! Моя дорогая Тернер, если они не могут обеспечить то, что нам нужно, остается брать все в свои руки.
Анна Тернер задумалась.
– Я слышала, его лечит Поль де Лобель, – сказала она.
– Ну и что?
– Я иногда посещаю его заведение на Лайм-стрит и заметила там мальчишку, который не прочь услужить мне… за вознаграждение, разумеется.
Франсис насторожилась.
– И что же, моя милочка?
– За то время, что Овербери провел в тюрьме, ему несколько раз ставили клистир, и де Лобель тоже прописал их ему. Готовят их на Лайм-стрит перед отправкой в Тауэр. Если я сумею переговорить с этим пареньком… предложить ему достаточно большую сумму…
– Предложи ему двадцать фунтов. Наверняка он не откажется от таких денег.
– Для него это целое состояние.
– Тогда скажи ему, что он получит свои денежки, когда сэр Томас Овербери отправится к праотцам!
* * *
– Три месяца и семнадцать дней я сижу в этой камере, – говорил Овербери. – Сколько еще мне осталось?
Доктор де Лобель посмотрел на своего пациента и подумал: «Судя по виду, не слишком много. Если король не освободит тебя, это сделает смерть».
– В любой день, сэр, вы можете выйти на свободу, – сказал он. – С узниками всегда так бывает. Однажды я прихожу к заключенному и узнаю, что его больше нет в тюрьме. «О! – говорят мне. – Его освободили на прошлой неделе».
– Однажды вы придете сюда, доктор, и узнаете, что меня нет.
– Надеюсь, что так и будет, сэр.
– О господи! Уж поскорее бы! – воскликнул Овербери с жаром.
– Как вы сегодня себя чувствуете?
– Полумертвым. Какую боль мне приходится выносить! Но как только меня выпустят отсюда, я непременно поправлюсь.
– Вы писали слишком много писем и утомили себя.
– Это того стоило, – улыбнулся Овербери. Теперь его письма прочитают и узнают, что человек, которому он сделал столько добра, бросил его в несчастье, узнают о порочной особе, которая превратила лучшего из людей в злодея.
– От этого клистира вам станет легче.
– Еще один клистир?
– Сэр, мой долг и удовольствие сделать вас снова здоровым. Ну, приготовьтесь!
* * *
После этого клистира Овербери стало так плохо, как никогда прежде.
Томас больше не хотел ни освобождения, ни отмщения – он желал только смерти.
На следующий день тошнота продолжалась, и он лежал, борясь за каждый вздох.
«Что это на меня нашло? – спрашивал себя Томас в моменты облегчения. – За что мне все это?»
Никто не мог ему ответить. Все только покачивали головами и говорили друг другу, что тяжелая болезнь сэра Томаса Овербери приняла критический оборот.
В течение семи дней он лежал, оглашая стонами камеру, на восьмой день, когда его тюремщики пришли к нему, не смог им ответить.
Подойдя ближе, они увидели, что он мертв.
Овербери мертв!
У Франсис голова шла кругом от радости. Но что же с разводом? Если бы только можно было поставить клистир старому архиепископу!
Она знала от Роберта и своего двоюродного деда, что, если бы не архиепископ Кентерберийский, они уже давно получили бы развод. Похоже, у старого дурня есть совесть, и даже страх перед королевским неудовольствием не может заставить его пойти против нее.
«Но почему же, бога ради, почему двое не могут получить развод по обоюдному согласию? – задавалась вопросом Франсис. – Какое отношение это имеет к старику, который приближается к концу жизни и не в состоянии понять страсти молодых?»
Король в нетерпении покончить с этим делом, поскольку оно вызывало слишком много кривотолков при дворе и за его пределами, послал за архиепископом и осведомился о том, как продвигается развод.
Джордж Эббот выглядел серьезным.
– Подобные дела мне не слишком по душе, ваше величество, – ответил он.
Яков был явно раздражен.
– Ну, дружище, нам всем время от времени приходится сталкиваться с неприятными проблемами. В таких случаях наилучший выход – поторопиться и покончить с делом как можно скорее.
– Ваше величество, это дело не из тех, что решаются простым «да» или «нет», и я огорчен, что вы упрекаете меня за то, что я прислушиваюсь к голосу собственной совести.
– Что случится с вашей совестью, если леди Франсис перестанет быть женой графа Эссекса?
– Меня мало волнует, ваше величество, чьей женой будет леди Франсис – графа Эссекса или кого-нибудь другого. Но я не могу вынести вердикт, который не считаю справедливым. Вот в чем моя проблема, сир. Мне пятьдесят один год, и я никогда еще не шел на сговор со своей совестью в том, что касается моего долга. По-видимому, я буду вынужден огорчить ваше величество, – ведь, к несчастью, этот вердикт для вас очень важен. Но если я скажу «да», когда считаю «нет», тогда вы можете сказать, что человеку, который не служит своей совести, нельзя доверять служить своему королю.
Яков видел, что архиепископ сильно взволнован, и из чувства справедливости ему пришлось признать, что служитель церкви прав.
Но зачем поднимать шум из-за этого дела? К тому же Роберт не будет счастлив до тех пор, пока не получит невесту, да и Хауарды хотят этого союза.
Однако король ласково положил руку на плечо архиепископа.
– Я прекрасно знаю, что вы – честный человек. Но моя воля такова: леди Франсис должна быть разведена с графом Эссексом.
* * *
Архиепископ молился, стоя на коленях. Для него это было испытанием силы духа. Если он потеряет королевскую благосклонность из-за этого дела, пусть. Служитель Божий должен повиноваться голосу совести.
Поднявшись с колен, Эббот почувствовал прилив сил – он точно знал, что скажет на заседании комиссии. Он намерен доказать этим людям, что нет причины, по которой этот брак следует разорвать, кроме той, что двое – женщина из влиятельного семейства и королевский фаворит – возжелали пожениться. Если им дадут развод, это будет ударом по всему институту брака во всей стране. Этого развода никто и никогда не забудет, – жены станут обвинять своих мужей в импотенции, когда захотят соединиться брачными узами с другими. Все, во что он, будучи духовным лицом, верил, протестовало против этого развода.
Архиепископ чувствовал силу своего красноречия. Он был уверен, что сможет наставить этих людей на путь, по которому они обязаны идти – даже те, кто уже получил королевские милости, и те, кому их пообещали, должны будут их отвергнуть ради своих бессмертных душ.