Лежа в постели, Люси наблюдала, как ее новый любовник одевался для выезда к маленькому двору, устроенному принцем в Гааге.
Она мало что увидела за это время. Во-первых, путешествие заняло гораздо больше времени, чем предполагал ее славный капитан, и это было ужасное путешествие. Трудности начались с поездки в Харидж: одна из лошадей захромала, и пришлось в срочном порядке искать другую, всю дорогу их донимали подозрениями — вещь обычная в неспокойной Англии, а когда они уже были готовы к отплытию, против них восстали ветер и море.
Тем временем в Гааге Элджернон Сидней с нетерпением ждал приезда девушки.
Люси обнаружила, что капитану он дал пятьдесят золотых крон, чему немало позабавилась: платить деньги за то, что можно получить даром, просто поухаживав за ней, как это делали другие. Не то чтобы Люси так уж нуждалась в ухаживаниях: она достаточно быстро решала, насколько привлекателен для нее мужчина и как далеко она может зайти в отношениях с ним. Элджернону Сиднею не стоило бояться, что его любовный приступ не увенчается успехом. И все же ей хотелось смеяться над всем происходящим. Так, от полковника Роберта Сиднея она услышала, с каким нетерпением ждал ее приезда Элджернон, как он следил за отливами и приливами, каждый день выбираясь в Шевнинген, как ждал прибытия корабля и потерял интерес ко всем женщинам двора.
Полковник Роберт смеялся вместе с ней — ведь в конце концов это приключение завершилось удачным финалом.
— О, Боже, Люси, — говорил он ей. — Он почти рыдал, так сильно волновался! Он твердил, что никакая другая женщина в мире ему не нужна, а в довершение всего ему пришлось раскошелиться и отвалить за вас пятьдесят золотых.
— Ему некого винить, кроме себя, — сказала Люси. — Я не тот сорт шлюхи, чтобы за меня один мужчина платил другому.
Но теперь, глядя на любовника, одевавшегося для выезда ко двору, она уже ни о чем не жалела.
Роберт был приличным любовником, хотя брат его, вне сомнения, мог быть еще более привлекательным. Вспоминая о прибытии корабля, о том, что ее привезли из штормового моря к горячей пище, мягкой кровати и любовнику, она ни о чем не жалела. Красивый и самоуверенный, Роберт не тратил время на сантименты; вот и сейчас он без угрызений совести наслаждался лакомым кусочком, который приготовил для себя брат.
— В конце концов, это внутрисемейное дело! — пошутил он.
Она не знала, что история о ее приезде и о пятидесяти золотых стала самой популярной сплетней этих дней. Именно такой авантюры не хватало компании изгнанников-эмигрантов, чтобы повеселиться и скрасить досуг. Из всех радостей жизни им оставалась одна — перемывать кости ближнему, и теперь все жаждали хоть одним глазком увидеть юную женщину, за которую Элджернон Сидней отвалил пятьдесят звонких монет. Тот факт, что буквально за день до приезда Люси его призвали в полк и, таким образом, лишили желанной награды за все труды и хлопоты, — эта пикантная деталь явилась одной из причин всеобщего безудержного веселья.
Роберт был в курсе эффекта, произведенного выходкой брата при дворе, а также он убедился, что его мнение о брате как о знатоке женщин не было ошибочным. Теперь он беспокоился об одном — сохранить эту женщину для себя, а для этого необходимо оградить ее от внимания молодых придворных-вертихвостов, вращавшихся вокруг принца.
Люси чувствовала себя вполне счастливой: никогда не отличавшаяся энергичностью и подвижностью, она получила то, чего хотела, — целыми днями лежала на перинах в покоях Роберта, лакомилась сластями, которыми он ее в избытке снабжал, и примеряла у зеркала бесконечные ленты и банты. Вот и сейчас Роберт отъехал ко двору, а Люси осталась нежиться в кровати. С минуты на минуту должна прийти Энн Хилл, на приезде которой в Гаагу Люси настояла, и к возвращению нового любовника она будет уже в полном туалете.
Когда-нибудь, но не сейчас, — ей необходимо восстановить силы после изнурительной поездки, — она пройдется по городу и осмотрит его. Вошла Энн, села у постели и начала болтать на своем лондонском диалекте-кокни, столь резко контрастирующим с музыкальным говором Люси.
Энн уже побывала в городе и ей не по нраву эта равнинная страна. Трудно придумать что-нибудь менее похожее на Лондон, уверяла она госпожу. Над бесконечной равниной дует непрекращающийся ветер, наносит песок, сбивает его в дюны, а люди только и делают, что строят дамбы для удержания морской воды.
По всему побережью разбросаны крохотные озера. Сам город был интереснее окружавших его ландшафтов, хотя и сильно отличался от Лондона. Энн видела дворец, где живет сестра принца Мэри; там же, как она слышала, живет и принц. Она видела арку тюремных ворот. Но по сравнению с Лондоном город очень беден и в нем все время дует ветер. Зато на улицах то и дело попадаются галантные кавалеры, и при виде их красивой одежды и изысканных манер можно подумать, что находишься в Лондоне; эти джентльмены даже более утонченные, чем те, что последнее время заполонили Лондон, и, честное слово, некоторые из них без всякого преувеличения прекрасны!
Люси слушала этот рассказ с блеском в глазах. — Оденусь-ка я, да пойду прогуляюсь, — сказала она.
Но только она поднялась с постели, как до них с Энн долетело пение с улицы: голос был глубокий, мужественный и очень музыкальный. Люси, чуть наклонив голову, прислушалась — ведь певец расположился прямо под ее окном.
Я девушку любил, второй
Такой не встречу я;
С Царицей Савскою ее
Сравнил бы я, друзья.
И я поверил как глупец
Ее любви словам,
Она же бросила меня.
Тирьям, тирьям, пам-пам.
Люси не удержалась и подошла к окну. Открыв створки, она выглянула наружу. На мостовой стоял высокий молодой человек примерно ее возраста, с большими карими глазами, самыми приветливыми и веселыми, которые она когда-либо видела, кудрявый и длинноволосый. При виде ее он прекратил пение, снял шляпу и низко поклонился.
— День добрый, госпожа, — сказал он.
— День добрый, — ответила Люси, кутаясь в покрывало, единственную одежду, которую она впопыхах набросила на себя, предварительно удостоверясь, что оно не слишком прикрывает ее великолепные округлые плечи.
— Надеюсь, вам понравилась моя песня, госпожа?
— Исполнено было славно, сэр.
— По крайней мере, она произвела желанное действие и привела вас к окну.
— Так вот почему вы пели!
— А для чего же еще?
— Так вы меня знаете?
— В этом городе все наслышаны о красоте госпожи Люси Уотер.
— Вы мне льстите, сэр.
— Нет, льстить — это значит хвалить не от чистого сердца. Но сколько вас ни хвали, хвала все равно не будет чрезмерной, а значит, льстить вам невозможно.
— Вы, должно быть, англичанин? Он поклонился.
— Я рад, что вы считаете меня таковым. Эти голландцы такие зануды. В обжорстве, любви к женщинам и сплетням они нам не пара.