— Я поговорю с сестрой.
— Вы должны запретить ей поездку. Чарлз тяжело вздохнул.
— Я?.. Запретить Мэри?..
— Вы король Англии!
— Король без королевства, человек, имеющий дом благодаря Мэри. Все, что мы здесь имеем, — заслуга Мэри. Голландия была нашим убежищем до тех пор, пока не умер ее муж и она не потеряла влияние. Но даже сейчас мы живем на деньги, которые имеем благодаря Мэри. Если бы не она, я бы ходил сейчас раздетый и босой. И после этого вы советуете мне запретить Мэри поездку, которую она давно мечтала осуществить?
— Вы — король!
— Она подумает обо мне, как о неблагодарном негодяе.
— Не имеет значения, что она подумает, ваше величество.
— Не имеет значения! Моя сестра будет относиться ко мне как к неблагодарной дубине. Милый канцлер, вы изумляете меня! Минуту назад вы обвиняли меня в том, что весь мир смотрит на меня как на распутника. Теперь вы говорите, что это ничего не значит, если моя сестра сочтет меня неблагодарным.
— Ваше величество…
— Знаю, знаю! Мне понятна ваша точка зрения. Неблагодарность и прочие грехи — мелочь в глазах государственного деятеля, зато затащить в постель хорошенькую женщину на ваших глазах, Эдвард, и на глазах пуритан — это черный грех, а по мне, если ей это нравится, значит, все в порядке. Мы смотрим на мир разными глазами, и в главном правы вы. Я — тот, кто выбился из общего шага с окружающим его миром. Возможно, именно поэтому я сижу здесь, растрачивая время на азартные игры и женщин.
— Я советую вашему величеству поговорить с сестрой.
Чарлз наклонил голову.
— Кроме того, на месте вашего величества я бы прекратил отношения с Люси Уотер, впрочем, сейчас она себя, кажется, именует госпожа Барлоу.
— Но чего ради? Я люблю Люси! И у нас с ней прелестный малыш, к появлению которого на свет и я имею некоторое отношение.
— Она спит и с другими, ваше величество.
— Знаю.
— При дворе многие мужчины пользуются услугами этой женщины.
— У Люси есть что им предложить.
— Вы слишком легкомысленны.
— Я плыву туда, куда меня несет. В моем характере есть много хорошего, но силы и добродетели — нет.
— Эту женщину можно отослать в Англию.
— В Англию?
— Да, разумеется. Так будет лучше. Можно пообещать ей пенсию. Чарлз засмеялся.
— Ваше величество развеселилось?
— От мысли, что такое великодушное обещание будет исходить от человека, который ходит в изношенной рубашке и не может ее сменить.
— Есть те, кто поможет заплатить пенсию, чтобы избавить ваше величество от этой женщины.
— Бедная Люси!
— Она, без сомнения, будет рада вернуться на родину. Если испанский проект окажется успешным, мы уедем из Кельна. Ей самой не захочется оставаться здесь, когда все ее любовники уедут. Вы обещаете мне, ваше величество, что сделаете ей это предложение?
— Делай, что хочешь, Эдвард, только не заставляй ее силой возвращаться к пуританам.
— Тогда подпишите эту бумагу. Это документ о пенсии.
Чарлз поставил подпись. Бедная Люси! Он уже перестал желать ее с прежней страстью, и посещал лишь изредка, из лености и для разнообразия. Посещая ее нельзя было знать наверняка, не прячется кто-то из ее любовников в буфете в ожидании, пока королевская особа не удалится. Такая ситуация, разумеется, не способствовала страсти.
Но, подписав бумагу, он всерьез задумался о Мэри и о том, что он скажет ей.
Действительно ли испанцы помогут вернуть ему трон? Неужели это может осуществиться? Наступил момент, когда очередная необходимость действовать вывела его из летаргического сна и им опять овладела надежда.
Мэри, принцесса Оранская, как и брат, в полной мере обладала природной веселостью нрава, отличавшей Стюартов. Вдова, недавно потерявшая мужа, одинокая в не очень-то дружественной к ней стране, одолеваемая беспокойством за судьбу маленького сына, она, оказавшись рядом с братом, могла отмести в сторону все свои заботы и смеяться, танцевать, веселиться.
Она намеревалась отправиться во Францию и вся была погружена в мысли об этом. Загадывать далеко вперед было не в ее характере.
— Париж! — восклицала она. — Я слышала, там все только и делают, что предаются веселью! Я хочу насладиться всем этим. И больше всего мне хочется увидеть нашу мать, которую не видела тринадцать лет, и дорогую малышку Генриетту, которую вообще не видела. Бедная мама! Она всегда была такой нежной и любящей!
— К тем, кто подчиняется ее приказам.
— Чарлз, ты становишься циником.
— Реалистом, моя дорогая, не более того. Чем больше живу и скитаюсь, тем больше начинаю ценить правду. Попроси беднягу Генри рассказать о том, как нежно умеет любить наша мать.
Бедный малыш Генри! В его-то годы, и столько горестей!
— И целиком по милости матери!
— Ты не должен относиться к ней плохо только из-за того, что она — католичка.
— Мне ненавистна не ее религия, а бездушное отношение к брату. Мальчик был совершенно убит, когда Ормонд привез его ко мне.
— Да, Чарлз, ты вырвал его из рук матери. Представляю, как он разочаровался в ней. Я как раз хочу попробовать уладить эти дела. Столько лет я стремилась вновь увидеть мать! Чарлз засмеялся.
— Милая Мэри, — сказал он. — Ты очень добра.
— Взаимно, брат. Генри обжегся на чувствах матери, зато обожает своего старшего брата-короля, и так трогательно видеть, как он во всем старается походить на тебя.
— Это скорее не трогательно, а трагично. А кроме того, крайне опасно для его нравственности.
— Тебе надо постараться изменить свой образ жизни, брат.
— Я не могу сделать невозможное — даже для юного Генри.
Мэри засмеялась.
— Сейчас ты сама неумолимость. Итак, ты хотел передать мне просьбу от мистера Хайда. Ты собираешься запретить мне ехать в Париж, не так ли?
— Мэри, кто я, чтобы запрещать тебе что-то…
— Ты король и глава нашего дома.
— Ты — принцесса Оранская, мать наследника престола, а я всего лишь твой бедствующий брат.
— О, Чарлз, дорогой Чарлз! Не очень-то ты хороший адвокат в отношении самого себя. Все говорят, что ты непутевый, и я знаю, это правда, ты ленивый, это верно, но я люблю тебя.
— Если награда за беспутство — любовь, то я, возможно, и не такой уж законченный дурак.
— Ты запрещаешь мне ехать в Париж?
— Ничего я не запрещаю.
— Но ты просишь меня не делать этого?