Однажды, темной ночью, Анна в карете отправилась проверить, чем закончится одно предпринятое ею дело. Это случилось в районе Тернхэм-грин, когда Генри Киллигрю возвращался домой. На Генри Киллигрю было совершено нападение, его слуга убит, и, казалось, лишь по чистой случайности та же участь не постигла самого Киллигрю.
Да, король Франции был уверен, что Анна Шрусбери достойна того, чтобы ей выплачивали четыреста фунтов в год.
Он полагал, что Бекингема тоже стоило поощрять, хотя король и не собирался открывать ему тайну подлинного Дуврского договора.
Он распорядился предложить герцогу массу удовольствий. В его честь устраивались застолья. Ему была предоставлена возможность не только пользоваться каретой, лакеями и не считать своих ежедневных трат, но и неоднократно получать дорогие подарки.
Он вполне смог вписаться в великолепие двора Людовика. Красивый и остроумный, он чувствовал себя в своей стихии. В его честь на Сене разыгрывались потешные морские сражения, и вся пышность Версаля предстала перед его глазами.
Граф де Лозан, слывший другом короля Франции, пригласил его на ужин. Был накрыт великолепный стол, и подле хозяина на почетном месте сидел герцог. Рядом с ним восседала Луиза де Керуаль, державшаяся безучастно и сухо, но герцог был уверен, что вскоре завоюет ее расположение. К его удивлению она оказалась не той женщиной, которая смогла бы сразу понравиться его королю. Однако его целью было войти к ней в доверие, и он это сделает – всему свое время. А в тот вечер он выполнял обязанности почетного гостя.
Во время торжественного ужина в банкетном зале появились три фигуры в масках. Один был высоким мужчиной в богатом наряде; две другие были дамы. Они грациозно приблизились к столу и поклонились Лозану и Бекингему. Музыканты, игравшие на хорах, сменили музыку на величавый танец, и трое в масках начали танцевать с такой грацией и очарованием, что у присутствующих перехватило от восторга дыхание, или они сделали вид, что это так, потому что все догадались, кто был кавалер в маске.
Раздались возгласы: «Само совершенство!», «Кто это танцует с такой безупречной грацией?», «Я знаю лишь одного, кто бы мог сравниться с этим танцовщиком, – Его Величество, и только он», «Надо сделать так, чтобы он станцевал для Людовика. Ничто не сможет доставить ему такое удовольствие, как это совершенство».
Потом дамы начали очаровательную пантомиму. Они привлекли внимание присутствующих к шпаге, которую носил человек в маске. Все заметили, что ее эфес усыпан сверкающими бриллиантами. Одна из дам в маске, танцуя, приблизилась к Бекингему и стала жестами побуждать кавалера пожаловать шпагу самому почетному гостю королевства. Кавалер попятился и крепко прижал к себе шпагу, давая понять, что она ему очень дорога. Дамы продолжали убеждать его; кавалер продолжал отступать.
Музыка смолкла.
– Сбросьте маски! Сбросьте маски! – воскликнул Лозан.
С притворным неудовлетворением дамы подчинились первыми, и раздались громкие аплодисменты, когда одной из них оказалась сама госпожа де Монтеспан, ослепительная, прекрасная любовница короля.
Затем госпожа де Монтеспан повернулась к кавалеру. Она сняла с него маску, и всем предстали прекрасные черты, столь хорошо знакомые всему государству.
Все встали, мужчины склонились в поклонах, а дамы присели в реверансе, а юный статный Людовик стоял перед ними, улыбаясь им всем счастливой и добродушной улыбкой.
– Наш секрет раскрыт, – сказал Людовик. – Мы разоблачены.
– Я не мог себе представить, что кто-нибудь еще, кроме Вашего Величества, танцевал бы с такой грацией, – ответил Лозан.
И вот тогда госпожа де Монтеспан взяла у короля шпагу и поднесла ее почетному гостю.
Бекингем устремил взгляд на сверкающие бриллианты, определяя их цену, затем, встав из-за стола, опустился на колени перед королем Франции и поблагодарил его, едва удерживая слезы, за великолепный подарок и всю ту честь, которая оказана его государю в его лице.
Король и его возлюбленная заняли места за столом; король говорил Бекингему о своей любви к королю Англии, о своем горе из-за смерти Мадам, не забыл он уделить внимание и малышке Луизе. Луиза все поняла. Он дал понять лорду Бекингему, что мадемуазель де Керуаль следует оказывать в Англии такое же уважение, каким она пользуется во Франции.
Как изменилось ее положение после смерти Мадам! Тогда она была фрейлиной мадам – незначительная роль. Теперь она являлась шпионкой короля Франции, а это по-настоящему важно.
– Мы приготовили для вас много забав, герцог, – сказал король. – Будут устроены маскарады и даны балетные спектакли – во Франции любят балет.
– Ваше Величество слывет звездой балета, – вставила Луиза.
Король, польщенный, улыбнулся.
– И еще мы должны показать вам наши оперы и комедии. Они будут представлены в красочно освещенных гротах.
– Я глубоко тронут честью, оказываемой мне Вашим Величеством, – ответил герцог.
Король на мгновение коснулся руки Луизы.
– А когда вы доставите эту мою маленькую подданную в Англию, не будете ли вы любезны позаботиться о ней?
– Сделаю это с радостью, – ответил Бекингем.
После этого он приступил к осуществлению своих планов в отношении Луизы.
– Хочу, чтобы вы знали, мадемуазель де Керуаль, что отныне я желаю служить вам всей душой.
Луиза ответила на эту откровенную готовность к услугам мило выраженной благодарностью, но почти не придала ей значения. Так же, как ей надлежало выполнять в Англии роль французской шпионки, ей следовало ознакомиться с некоторыми политическими аспектами отношений между этими двумя странами. Она знала, что, несмотря на то, что герцог занимал высокое положение в правительстве своей страны и был членом знаменитого «кабального» совета, он не был осведомлен о подлинных планах своего государя.
Он ничего не знал о том, что король Франции планирует начать весной будущего года войну с Голландией, и король Англии выступит как его союзник, и что в подходящий момент Карл должен заявить о своем переходе в католическую веру.
Поэтому она не возлагала на Бекингема больших надежд. Будучи сама уравновешенной, редко теряя самообладание даже в исключительных ситуациях, она считала герцога слишком горячим человеком, который при всем своем уме способен из-за несдержанности на безрассудство.
Он сказал ей, что, хотя он и польщен оказанным ему во Франции приемом, ему не терпится вернуться к себе на родину.
Он с восторгом отзывался об Анне Шрусбери – и действительно был очарован этой женщиной. Луиза молча слушала его. Он начал думать, что она настоящая простушка, которой не удастся добиться привязанности английского короля. Он сравнивал ее с Анной, с Барбарой, с Молл Дэвис и Нелл Гвин. Вся эта четверка отличалась красотой – замечательной красотой, которая привлекала всеобщее внимание, где бы они ни появлялись. Бекингему казалось, что Луиза де Керуаль была лишена даже этой собственности. Бог мой, временами становилось заметно, что она косит. И держится она постоянно чрезвычайно сухо; он вспомнил бушующих от гнева Анну и Барбару, остроумную и веселую Нелл. Правда, Молл Дэвис никогда не бушевала, не острила и редко явно выражала свои чувства, но она была необыкновенно мила. Нет, чем больше он все это обдумывал, тем больше утверждался во мнении, что Луизе Керуаль не удастся надолго овладеть вниманием короля.