И вот теперь, расхаживая по своим апартаментам, он напыщенно разглагольствовал со своими приятелями по поводу того, что он называл оскорблением королевской власти.
У него находились сэр Томас Сэндис и капитан О'Брайен. Он пригласил их к себе с тем, чтобы они помогли ему осуществить безумный план, который он обдумывал. Его самые близкие друзья, юные герцоги Албемэрль и Сомерсет, слушали излияния Джемми, развалившись на диване у окна.
– Отец слишком беспечен! – воскликнул Монмут. Он позволяет подданным оскорблять себя. Что он делает? Он пожимает плечами и смеется!.. Такое отношение облегчает жизнь, но за нахальство следует наказывать.
– Добродушие Его Величества одна из причин, по которой подданные любят его, – высказал свое предположение Албемэрль.
– Король должен быть королем! – самоуверенно возразил Монмут.
На это никто ничего не ответил. Монмут как обожаемый сын имел право критиковать своего отца, у них этого права не было.
– Слышали ли вы, приятели, что сказал этот дерзкий Ковентри в парламенте?
На этот вопрос ответом было молчание.
– И что такое этот Джон Ковентри? – продолжал герцог. – Член парламента от Уэймута! А что такое Уэймут, скажите мне, пожалуйста? Этот никому не известный господин из провинции критикует моего отца – и это сходит ему с рук! А все потому, что отцу лень наказывать его. Убежден, что это оскорбление королевской власти; и если отец отказывается отплатить за него, это должен сделать сын.
Герцог Албемэрль нерешительно заметил:
– То, что было сказано, было сказано в парламенте. А там, говорят, человек имеет право говорить все, что думает.
Монмут резко обернулся к нему, черные глаза его сверкали, губы презрительно скривились.
– Право… высказываться против своего короля?
– Это бывало и прежде, милорд, – решился вступить в разговор Сомерсет. – Этот Ковентри всего лишь предложил, чтобы театры облагались налогом на развлечения.
– Такое предположение достойно деревенщины.
– Он предложил это как средство получить деньги, в которых, и с этим все согласны, так нуждается страна, – сказал Сомерсет.
– Но, дорогой мой, король нуждается в развлечениях. Он любит театры, зачем же лишать его удовольствий? Театры доставляют Его Величеству массу приятного.
– Об этом и говорилось в парламенте, – заметил мрачно Албемэрль.
– Да, воскликнул Монмут. – И именно тогда этот Джон Ковентри встал с места, чтобы спросить, от кого получает удовольствие король – от выступающих там мужчин или от женщин.
– Это оскорбительно для короля, что правда, то правда, – признал Албемэрль.
– Оскорбление! Это заносчивость, господа. Этого нельзя позволять. Всей стране известно, что королю доставляют удовольствие его актрисы. Это и Молл Дэвис из Герцогского театра, и Нелл Гвин из Королевского. Ковентри хотел оскорбить короля – и сделал это.
– Его Величество решил не устраивать из этого скандала, – сказал Албемэрль.
– Но я решил иначе, – воскликнул Монмут. – Я заставлю этих мужланов осознать, что мой отец является их королем, и любой, дерзнувший оскорбить его, горько об этом пожалеет.
– Что вы собираетесь делать, Ваша Светлость? – спросил сэр Томас Сэндис.
– Для того чтобы обсудить это, я пригласил вас, мои друзья, – ответил герцог.
Король беспокоился. Он пришел к Джеймсу в его личные покои.
Джеймс сидел с книгой.
– Читаешь, Джеймс? – весело спросил Карл. – Что за книга? – Он заглянул через плечо брата. – «История Реформации» доктора Хейлина. О, мои подданные-протестанты были бы довольны, увидев, что ты читаешь такую книгу, Джеймс.
Большие темные глаза Джеймса выражали озадаченность. Он ответил:
– Я нахожу много пищи для размышлений на этих страницах.
– Перестань так много размышлять, брат мой, – сказал Карл. – Это занятие совсем не соответствует твоей природе.
– Вы насмехаетесь надо мной, Карл. Вы всегда насмехались.
– Я рожден насмешником.
– Вы читали эту книгу?
– Я пролистал ее.
– Она достойна большего.
– Рад слышать это от тебя. Думаю, это означает, что ты стоишь, как выразились бы мои подданные-протестанты, на правильном пути.
– Я не уверен в этом, Карл.
– Брат, когда я умру, ты унаследуешь корону. Управление королевством потребует всех способностей, которыми наградила тебя природа. Понадобится весь твой ум, чтобы удержать эту корону на голове, а голову на плечах. Вспомни нашего отца. Ты забываешь о нем когда-нибудь? Я – никогда. Ты слишком озабочен своей душой, брат, когда голова, возможно, находится в опасности.
– Какое значение имеет голова, если душа неспокойна?
– Твою голову видят все – красивую голову, Джеймс, – голову человека, который однажды может стать королем. А душа – где она? Мы не можем видеть ее, поэтому как мы можем быть уверены, что она существует?
– Вы богохульствуете, Карл.
– Я не религиозен, это так. Такова моя природа. У меня извращенный ум, и таким, как я, трудно веровать. Но отложи книгу, брат. Я должен поговорить о Ковентри.
Джеймс мрачно кивнул.
– Скверное дело.
– Юный Джемми становится слишком буйным.
– А парень этот будет жить?
– Я молю Бога, чтобы это было так. Но эти буйные юнцы разбили ему нос, и парламент бурлит от возмущения.
– Это можно понять, – сказал Джеймс.
– Я согласен и с тобой и с парламентом. Но мой парламент недоволен мной, а это плохо, когда парламенты и короли расходятся во мнениях. У нас есть ужасный пример. Когда я вернулся домой, я принял решение жить в мире со своими подданными и со своим парламентом. А вот теперь молодой Джемми устроил самую настоящую потасовку. И заявляет, что защищал мое королевское достоинство.
– Этот мальчик придает большое значение королевскому достоинству Вашего Величества. И главным образом потому, что он считает, будто в нем есть и его доля.
– Это правда, Джеймс. Бывают моменты, когда юный Джемми заставляет меня тревожиться. Парламент принял закон, по которому любой, выбивший глаз, рассекший губу, нос или язык вассалам Его Величества или как-то иначе нанесший увечье члену парламента, должен быть отправлен на год в тюрьму, а не только подвергнуться большому штрафу.
– Это справедливо, – ответил Джеймс.
– Да, это справедливо. Поэтому мне не нравится, что юный Джемми ведет себя подобным образом.
– Небольшое наказание, наложенное Вашим Величеством, могло бы пойти ему на пользу.