Я во что бы то ни стало должен спасти Джемми, решил Карл.
Нелл целовала милорда Бёрфорда перед сном, когда ей сказали, что ее хочет видеть посетитель. Она надеялась, что пришел милорд Рочестер. Ее бы развеяло его веселое общество.
Карл загрустил. Это все из-за беспорядков на улицах и бесконечных сжиганий чучел Папы и дьявола. Бедный Карл! Как бы ей хотелось, чтобы каждый занялся своим делом и не мешал ему наслаждаться жизнью…
Посетителя провели к ней в гостиную. Он был весь закутан в плащ, который сбросил лишь тогда, когда они остались одни.
– Да это Задавала! – воскликнула Нелл. – Принц Задавала…
На этот раз он не нахмурился, как хмурился обычно, когда она называла его этим именем, а он наклонился к ее руке и поцеловал ее.
– Нелл, ради всего святого, помогите мне. Король отказался принять меня.
– Эх, Задавала, вы неправильно поступили, что приехали. Вы же знаете, что Его Величество запретил вам это делать.
– Я должен был приехать, Нелл. Как я могу жить вдалеке? Здесь мой дом. Здесь мое место.
– Но если вас посылают за границу по делу…
– За границу по делу!.. Меня услали за границу, потому что должен был уехать мой дядя.
– Ну а разве это не справедливо, что если уезжает один, то и другой должен уехать?
– Мой дядя уезжает потому, что этого хочет народ. Но вы же видели, что люди хотят, чтобы я был здесь. Разве вы не слышали, как меня приветствовали на улицах?
Нелл покачала головой.
– Все эти неприятности!.. Почему вы все не можете быть добрыми друзьями? Почему вы постоянно тянетесь к королевской короне, если знаете, что ваша матушка была не лучше меня? Я тоже могла бы сделать Задавалу из маленького Бёрфорда.
– Нелл, моя мать была замужем за королем.
– Черная шкатулка!.. – презрительно фыркнула Нелл.
– Ну а почему не могло быть этой самой черной шкатулки?
– Потому что король говорит, что ее не существует!
– А если король говорит неправду?
– Тем не менее он это говорит, а если он говорит: «Никакой черной шкатулки!» – значит, ее и не должно быть!
– Нелл, вы странная женщина.
– Странная, потому что я не воспитываю моего маленького графа так, чтобы он нес чепуху о черной шкатулке с моим свидетельством о браке?
– Не шутите, Нелл. Вы меня укроете здесь? Позволите мне остаться? Это лишь на короткое время. Может быть, вы сможете убедить короля встретиться со мной? Мне некуда идти, Нелл. Нет никого, кому бы я мог довериться.
Нелл посмотрела на него. Темные волосы так похожи на волосы милорда Бёрфорда. Темные глаза… большие блестящие глаза Стюартов. Ну, в конце концов, они же сводные братья!..
– Вы должно быть, хотите есть, – сказала Нелл. – И постель для вас здесь будет столько времени, сколько вам понадобится.
Иаков оставался у нее в доме, и об этом знал весь Лондон. Характерно, что король, будучи в курсе дела, молчал. Он был рад, что Нелл приглядывала за мальчиком. Ему нужна мать, он нуждался в хорошо развитом здравом смысле Нелл.
Нелл умоляла Карла встретиться с сыном.
– Он совсем побледнел, и лицо у него вытянулось. Боится, что вы, Ваше Величество, его больше не любите.
– Эти страхи должны пойти ему на пользу, – ответил Карл. – Я не стану с ним встречаться. Предложи ему уехать, Нелл, ради него же самого.
Нелл теперь повсюду знали как «протестантскую шлюху». В этом круговороте событий необходимо было занять чью-либо сторону. Ее шумно приветствовали на улицах; лондонская чернь, вскормленная на выдумках о католических заговорах, считала ее своей сторонницей.
Короля любили, так как все помнили его приветливость, и в это полное тревог время старались обвинить за все, что делалось от его имени, окружающих его людей. Герцогиня Портсмутская была врагом, а Нелл другом народа.
Однажды, когда она возвращалась домой в карете, ее окружила толпа, и, считая, что внутри кареты притаилась Луиза, люди начали швырять грязью и ругаться, распаляясь все больше и готовясь разнести карету в щепки.
Нелл просунула голову в окно и попросила их остановиться.
– Прошу, люди добрые, уймитесь, – воскликнула она. – Я – протестантская шлюха.
– Это Нелл, а не Карвел, – закричал кто-то из толпы, и все подхватили его возгласы: «Боже, храни Нелл! Да здравствует малышка Нелл».
Они окружили карету и долго провожали ее по дороге к дому.
Нелл была воодушевлена. Было приятно сознавать, что косоглазую красотку, которая продолжала пользоваться благосклонностью короля, так не любил народ, а сама она была столь популярна. Нелл продолжала беспомощно барахтаться в политике, хотя понимала в ней все так же мало. И все же она понимала вполне достаточно для того, чтобы знать свое место; она сознавала, что она не политик, она сознавала, что король не может обсуждать с ней вопросы политики, как он мог обсуждать их с Луизой. По какому-то случаю она выразилась так: «Я не стремлюсь руководить королем в делах политики. Я всего лишь его подруга».
Тревожная зима сменилась весной, а потом пришел июнь. Нелл никогда не забудет тот июньский день, потому что тогда в ее жизнь пришло горе, и она знала, что бы с ней в дальнейшем ни случилось, она уже никогда не будет полностью счастлива снова.
К ней в дом прибыл посыльный. Ее слуги выглядели поникшими, и она сразу поняла, что случилось что-то недоброе и они боятся ей об этом сказать.
– В чем дело? – спросила она.
– Прибыл посыльный, – ответил ей эконом Граундес. – Из Франции.
– Из Франции, Джемми!
– У милорда Боклерка болела нога.
– Болела нога! Почему же мне об этом не сказали?
– Мадам, все случилось так быстро! Еще накануне малыш счастливо бегал повсюду, а на следующий день…
– Умер, – тупо сказала Нелл.
– Мадам, было сделано все возможное…
Нелл бросилась на диван и закрыла лицо руками.
– Это неправда, – рыдала она. – У него все было в порядке. Иногда Джемми кашлял, и все. Почему мне не сказали?.. Мой маленький мальчик… Умереть из-за больной ножки!
– Мадам, он не долго страдал. Он умер тихо, во сне.
– Я не должна была его отпускать! – твердила Нелл. – Мне надо было держать его около себя. Он ведь совсем крошка. Мой малыш…
Ее пытались успокоить, но ничего из этого не получилось. Она отослала всех прочь. На этот раз Нелл хотела остаться одна.
Ее маленький Иаков, лорд Боклерк, для которого она планировала такое великолепное будущее, умер, и она никогда больше не увидит ни этих удивительных темных глаз, глядящих на нее, ни младенческих губок, просящих ее станцевать джигу.