Наварре серьезно угрожала Испания. Людовик должен прийти к нам на помощь.
* * *
Спеша по улицам беднейшего квартала Памплоны, секретарь прошмыгнул по узкому переулку и, подойдя к лачуге, остановился, оглянулся и попробовал дверь. Она была незаперта.
Перед тем как войти в дом, он еще раз оглянулся, чтобы убедиться, что за ним не следят. Нельзя, чтобы личных секретарей короля видели в таком месте.
Ах, подумал секретарь, кто же может сказать, откуда придет любовь?
У него было множество любовниц — фрейлин, крестьянок. С его огромным опытом он был не из тех, кто задумывается о происхождении и положении прежде, чем завязать пылкий роман.
Но эта... ах, эта... она была лучше их всех.
Он подозревал, что она цыганка. У нее были темные, дерзкие глаза и густые кудрявые волосы; ее неистовая страстность ошеломила даже его, и он почувствовал себя неопытным, когда они предавались любви.
Она любила танцевать с кастаньетами больше в испанском, чем во французском духе. У нее была смуглая кожа, мускулистые и сладострастные руки — настоящий рог изобилия, из которого так и сыпались удовольствия. Одним жестом она могла разжечь его до неистовства: достаточно было взгляда, движения губ. Она сказала, что он должен прийти в этот дом, и он пришел, хотя для кого-то другого он бы так не поступил. Место любовного свидания выбирал бы он.
Он называл ее Цыганкой, а она звала его Амиго, потому что он обвинил ее в том, что она испанка. Он назвал ее испанской цыганкой и за то она дала ему пощечину. Теперь на лице у него появилась улыбка, когда он вспомнил, как тогда прыгнул на нее, как они катились по земле — неизбежный конец.
Ему нравилось быть для нее Амиго. Личный секретарь короля Наварры не должен раскрывать свое настоящее имя.
Стоя в темноте внутри дома, он позвал:
— Цыганка...
Последовало недолгое молчание и ему стало не по себе в темноте. Тут в душу к нему закралось дурное предчувствие. Не поступил ли он неблагоразумно, что пришел? Он секретарь короля, у него в карманах важные документы. Что если его сюда заманили, чтобы отобрать эти бумаги? Как глупо с его стороны захватить их сюда. Он не подумал вынуть их из карманов. Когда он шел по следу женщины, он ни о чем другом не мог думать, как только о том, что будет делать с этой женщиной. И если эта женщина была такой, как Цыганка, то тогда эти мысли становились особенно живыми, полностью поглощали его внимание, так что не оставалось места для осторожности или чего другого.
Пока он замешкался, он услышал, как голос произнес:
— Амиго! — и его опасения рассеялись.
— Где ты, Цыганка?
— Здесь! — Она была совсем рядом и он жадно схватил ее.
— Подожди, нетерпеливый! — приказала она.
Но он не мог больше ждать. Здесь! Сейчас! Говорило ему его желание; и тотчас же это произошло, там, в темноте этой странной лачуги, в одном из самых сомнительных закоулков города Памплона.
— Ну, вот! Жадный! — воскликнула она, отталкивая его от себя.— Не мог подождать, пока я принесу свечу?
— Я буду опять готов, когда ты принесешь свечу, Цыганка.
— Ты...— нетерпеливо вскричала она.— Слишком многого хочешь.
При мерцающем свете свечи он увидел маленькую темную комнату. Значит, здесь ее дом. В первый раз он встретил ее у замка и догадался, что она пришла из виноградников. У них было мало времени, чтобы узнать друг о друге побольше: все, что он о ней знал, было то, что она крестьянская девушка, работающая на виноградниках. Она же знала, что он работает при дворе. Поэтому в ее глазах он был богач.
Много раз они встречались в сумерках в виноградниках, но даже и днем было легко найти укромное местечко. Она знала, что у него в карманах бумаги, потому что они зашелестели, когда он скинул дублет; он знал, что у нее в поясе нож.
— Зачем нож? — спросил он.
— Для тех, кто будет принуждать меня против моего желания,— сказала она ему.
Он торжествующе рассмеялся. С ним она никогда не пыталась воспользоваться ножом. Его опять охватила страсть.
— Пойдем наверх,— сказала она ему. — Там мы сможем улечься поудобнее.
— Пошли,— сказал он.— Иди вперед, прошу тебя. Она пошла впереди, неся свечу. Пока они шли, он ласкал ее голые бедра под изорванной юбкой. Она повернулась и фыркнула:
— Не давай воли рукам.
— Ну как я могу удержаться, когда я рядом с тобой?
— И рядом с другими тоже!
— Что! Ты меня подозреваешь в неверности?
— Я знаю,— ответила она.— Со мной на виноградниках работает одна. Она маленькая и блондинка, приехала с севера.
Он понял, о ком она говорит. Та девушка была полной противоположностью Цыганке: маленького роста, светлая, почти сопротивляющаяся с видом девственницы, что он воспринимал как вызов. Этот вызов он получил только вчера и не устоял.
— Я был с ней один раз,— сказал он.
— Ты был с ней вчера,— сказала она ему.
Значит, девушка проговорилась! Глупое создание! Однако недовольства он не испытывал. Ему нравилось, когда женщины хвастались, что имели с ним связь.
Цыганка поставила свечу. Увидев комнату, он вздрогнул. Это было не то, к чему он привык. Однако, новизна всегда приятна. И когда Цыганка осторожно сняла пояс с ножом и почти благоговейно положила его на пол, а затем начала снимать с себя всю одежду, он уже ничего не видел кроме девушки.
— Ты тоже,— сказала она. Он охотно повиновался.
Нагая, она встала перед ним как великолепная Юнона, подперев руки в боки.
— Так, значит, ты обманываешь меня с этой! — прошипела она.
— Да это так, Цыганка... с этим покончено... и забыто.
— Как и со мной?
— Тебя я буду помнить всю жизнь. Теперь мы никогда не расстанемся. Разве после Цыганки может мужчина удовлетвориться кем-то еще?
— Значит, ты на мне женишься?
Он помедлил полсекунды и уголок его рта невольно подернулся при этом невероятном предложении. Вообразите — Цыганку при дворе, быть может, в момент представления королю Жану и королеве Катарине!
— Конечно, я женюсь на тебе,— бойко ответил он.
— Я говорила тебе, что если пойдешь с другой женщиной, то потом пожалеешь об этом.
— Цыганка... только ты можешь сделать меня счастливым. Ты слишком совершенна...
Он схватил ее, она увернулась, но он ликующе рассмеялся: это всего лишь любовная игра. Даже когда она пыталась его ударить, он почувствовал, что она утомлена; через каких-то несколько секунд он повалил ее на солому.
После этого она легла навзничь рядом с ним. Он, победитель, чувствовал, что расслабился. Она не могла перед ним устоять, несмотря на свою яростную ревность.