– Он не захочет жить под одним кровом с еретиком.
– Ты права. Маргарет, я люблю тебя. Потому и не мог больше молчать. Я не могу притворяться перед тобой. И управлять своими мыслями тоже. Надеюсь, ты поймешь меня. Не молчи, Маргарет. Скажи, что постараешься понять, как упорно я противился этим мыслям.
– Уилл… не надо им противиться. Во всех мыслях нужно разобраться.
– Маргарет… ты… я знаю, теперь все расскажешь отцу. И мне придется уйти отсюда. Вынести этого я не смогу…
Он повернулся к ней, но она бросилась бегом из комнаты, от него.
* * *
Как хорошо, что в спальне никого не бывает днем. Маргарет легла на кровать, которую делила с Сесили. Задернула шторы… отгородилась от дома… от всего, кроме своих мыслей.
Уилл… еретик! А ее отец ненавидит еретиков! Они пробудили у него свирепость, злобу, которых она в нем не подозревала.
Отец и Уилл стали противниками. Это ужасно – ничего более ужасного произойти не могло.
Ей вспомнились перемены в отце, его лютая ненависть к еретикам, его абсолютная вера в Римскую Церковь.
Он не прав в такой убежденности, подумала она. А Уилл не прав в своей убежденности, что прав Лютер. Почему между людьми должна существовать такая вражда? Почему они не могут любить Бога просто, без спорных догм?
Иисус призывал людей любить друг друга. Но как следовать этой заповеди, когда они так ожесточенно спорят и вместо любви разжигают ненависть?
Любовь должна стать главенствующей страстью в мире. Если ее отец хочет следовать учению Христа, то не должен ненавидеть Мартина Лютера из-за расхождения во взглядах; Лютер тоже не должен ненавидеть отца и короля.
Почему они не могут сказать друг другу: «Ты веруешь так, я иначе. Но давай спокойно идти каждый своим путем. Давай размышлять о занимающих нас предметах, возможно, таким образом мы дойдем до истины, а потом откроем ее миру; только осветим эту истину любовью, а не ненавистью, чтобы ее увидели все».
Маргарет села и приложила ладони к горящим щекам. Ей надо видеть себя так же ясно, как остальных. Надо разобраться в собственных чувствах. Она стоит между двумя мужчинами – Уиллом Ропером и отцом, и пора признать, что любит их больше всех на свете. Любит так, что не сможет жить ни без того, ни без другого. Но между ними встал спорный вопрос, словно уродливый дракон, изрыгающий из ноздрей пламя ненависти.
Она должна обратить эту ненависть в любовь. Ей вдруг стало понятно, что если понадобится, она пойдет на обман ради достижения этой цели.
Маргарет Мор заглянула себе в душу и поняла, что для нее важнее всего на свете сохранить приязнь между Уиллом и отцом, удерживать их обоих возле себя, чтобы они могли быть счастливы все вместе. Кто прав – Римский Папа или Мартин Лютер? Она не знает и внезапно с ужасом поняла, что не сможет признать никого из них ни полностью правым, ни полностью заблуждающимся. Да и сможет ли принять чью-то сторону, если поверит, что один прав, а другой нет?
Она хочет жить в согласии с людьми, которых любит.
* * *
Теперь она поняла себя, и честность не позволяла ей разыгрывать перед собой неведение.
Встав с кровати, Маргарет пошла искать Уилла. Уилл все еще находился в классной комнате. Он стоял у окна, мрачно глядя наружу. Если он и отыскал истину, то походил на человека, растерявшего все, чем дорожил, в ее поисках.
Когда девушка вошла, он обернулся.
– Маргарет!
Она подошла к нему и улыбнулась. Тут Уилл обнял ее.
– Маргарет… милая Мег… Значит, ты любила меня?
– Не знаю, любила или нет, – ответила она. – Знаю только, что люблю.
– Маргарет… после этого?
– Да, после этого! – твердо ответила она. – Потому что, когда мысли к нам, как ты говоришь, приходят, в них нужно разбираться. Уилл, некоторое время назад ты предлагал мне выйти за тебя замуж. Отвечаю тебе теперь: я согласна.
– Но, Маргарет… а отец?
– Он сказал, что рад этому.
Уилл поцеловал ее, и Маргарет подумала: «Как странно! Я уже не Маргарет Мор, маленькая серьезная ученая. Мне нет дела до книжных доводов. Я думаю только о том, что Уилл любит меня и что я могу до конца жизни жить вместе с ним и с отцом».
– Мег, ты смеешься. Ты совершенно изменилась.
– Я счастлива, – ответила она. – Я понимаю это потому, что люблю. Неужели я не нравлюсь тебе такой?
Теперь она кокетничала, как Айли.
– Мег, я люблю тебя и буду любить всегда. Но мне кажется, что это сон и я вот-вот проснусь.
– Это явь… такая же подлинная, какой будет вся наша жизнь.
Уилл подвел ее к диванчику у окошка, не выпуская из объятий.
«Мы будем жить здесь вместе, – твердила она себе. – Жизнь хороша. Она должна быть хорошей. Я сделаю ее хорошей».
– Мег… как я счастлив! Я никогда не думал… Ты казалась отдаленной… слишком умной для меня… а теперь… когда я потерял надежду…
– Никогда не теряй надежды, Уилл. Никогда… никогда.
– Как ты смеешься, Мег! Я ни разу не слышал у тебя такого смеха.
– Это смех от счастья, Уилл. Самый лучший. Нельзя смеяться с издевкой над несчастьем других… нельзя смеяться от облегчения, что эти несчастья миновали тебя; но надо смеяться, когда ты счастлива… счастлива… так как поняла, что жизнь хороша.
– Когда ты решила, что выйдешь за меня?
– Наверно, уже давно, но поняла только после этого разговора. Поняла, что люблю тебя.
– Когда я сказал… когда признался?
– Когда увидела, как ты уверен в своей правоте.
– Тогда ты чувствуешь то же, что и я.
– Я? Я не чувствую ничего, кроме любви. Иногда я думала, что никогда не испытаю ее. Я любила отца и хотела быть умной, чтобы угодить ему. Понимаешь, это была любовь к отцу, а не к учебе. Теперь я знаю, что люблю и тебя. Теперь я люблю вас обоих, и кажется, больше ничему не найдется места в моей жизни.
– Маргарет! Неужели это Маргарет?
– Да, та самая Маргарет. Видимо, она была скрыта под обликом серьезной ученой. Она не знала себя. Видела себя такой, как ее видели другие. Теперь она видит себя такой, какая есть.
Они заговорили о браке. Уилл задал вопрос:
– А что скажет твой отец? Даст он теперь согласие?
Маргарет промолчала, изумляясь себе, тому, что теперь готова обмануть отца, хотя раньше не могла и подумать об этом.
Но она стала женщиной, мыслящей понятиями любви. Главное – чтобы в доме было согласие; чтобы она, женщина, скрепляла семью, поддерживала мир и любовь среди тех, кого любит больше жизни. Поэтому она готова ловчить.