– Дороти, вы служите мистресс Ропер уже давно. Она обучила вас грамоте, сформировала ваши взгляды, и вы считаете, что у нее все образцово. Этот малыш прекрасный ребенок. Мастер Ропер прекрасный муж. А кое-кто счел бы, что мастер Уильям Донси неплохой жених. Его отец занимает при дворе высокую должность. Чего еще можно желать?
– Любви, – ответила она. – Бескорыстной любви. Ой, я сказала лишнее.
– Бояться не надо, Дороти. Но позвольте сказать вот что: когда мистресс Ропер вышла замуж, ее мужа уличили в ереси. Ереси, Дороти! Неужели она предпочтительнее честолюбия?
Женщина задумалась.
– Его ересь, – сказала она, – развилась из поиска истины, решимости избрать тот путь, какой он сочтет лучшим. Честолюбие – такое, как у Донси – проистекает из тщеславия. В этом и есть разница.
– Мистресс Дороти, вы удивительно образованны.
– Моя госпожа научила меня читать, давала мне книги. Приучила составлять собственное мнение – вот и все.
Она подняла ребенка и прижала к себе.
– Иногда мне жаль, что хозяин принят при дворе так хорошо. Я предпочла бы видеть его почаще дома… в окружении хороших людей… вроде вас, Джон Харрис, а не придворных щеголей.
Оставив его, Дороти пошла к дому. «Как здесь спокойно, тихо», – подумала она. Послышались звуки лютни, играла явно не леди Мор. Затем голоса Элизабет и Сесили, поющих балладу.
– Господи, пусть они всегда будут счастливы, – взмолилась Дороти. – Пусть у нас все так и продолжается, покуда мы не отправимся на вечный покой.
К голосам девушек присоединились мужские – Джайлса Херона и Уильяма Донси.
Дороти содрогнулась. Голоса молодых людей напомнили женщине, что жизнь постоянно меняется.
Хозяину досталось слишком много почестей, а почести всегда вызывают зависть, появляются льстецы, ложные друзья, они, как осы, питаются излюбленным плодом, пока он не придет в негодность и не упадет с ветки.
* * *
Зима в том году стояла морозная.
Сохранять в доме тепло не удавалось. Холодные ветры выстуживали все комнаты, река покрылась льдом. По всей стране гуляли вьюги.
Мерси почти не бывала дома, в больнице у нее лежало много пациентов. Маргарет и Элизабет часто помогали ей.
Мерси была очень счастлива. Больница стала главным в ее жизни. Она не сожалела, как остальные, о возвышении сэра Томаса при дворе. Однако получая на королевской службе большие деньги, он не мог выделять ей на больницу сколько требовалось. Но Мерси вела расходы в высшей степени бережливо. Ограничивала себя во всем. Работала много, и труды доставляли ей радость. Она помнила, как Эразм критиковал английские дома, и не клала на пол в больнице камышовых подстилок, окна распахивались, и успешное лечение больных радовало ее.
Мерси нравилось, когда приемный отец приходил поинтересоваться се работой. Томас расхаживал от пациента к пациенту, постоянно шутил с ними. «Смех – одно из лучших лекарств», – говорил он ей, и она бывала довольна его присутствием, хвалил ли он ее труды или критиковал.
Мерси не хотела признаваться себе, что счастье ее неполно. Откровенная во всем остальном, тут она была уклончивой, и сама это сознавала.
Мерси не хотела признаваться себе, что любит доктора Клемента. «Просто все, – твердила она себе, – слишком много говорят о замужестве, и это наводит меня на мысль, стану ли я когда-нибудь невестой. Айли с Маргарет вышли замуж; теперь Сесили готовится выйти за Джайлса Херона, а Элизабет за своего Уильяма Донси; вот я поэтому и думаю о любви».
Разве не всегда было так? Маленькой сестричке-приемышу постоянно казалось, что она не совсем член семьи, хотя все уверяли ее в обратном. Теперь появились два придворных щеголя, стремящихся жениться на дочерях сэра Томаса Мора, но никто не ищет руки его приемной дочери.
Мерси этого и не ждала. Ее смешила мысль, что за какой-то Мерси Джиггс станет ухаживать такой блестящий джентльмен, как Уильям Донси.
Да и нужен ей не придворный щеголь, а доктор Клемент.
Ну а он? С какой стати думать ему о Мерси Джиггс?
Хотя он думает о ней – просто как о знакомой, о девушке, которая интересуется медициной, проводит все время в своей больнице и часто спрашивает его советов.
Не нужно заблуждаться. Она никто. Сиротка, над которой сжалились Моры; этого, несмотря на все их старания, забывать нельзя. А Джон Клемент? Молодой человек из хорошей семьи, занимает высокую должность на службе у великого кардинала, к нему благосклонно относится врач короля доктор Линакр. И думать о Мерси Джиггс Джон может лишь как о знакомой.
«Да, – говорила она себе, слыша все эти разговоры о браке, – я тоже хочу того, что есть у других. Хочу любви мужа, как в детстве хотела любви приемного отца».
К ней в больницу пришли Элизабет и Сесили, правда, все, на что их хватило, – это протащиться по сугробам.
Обе выглядели очень хорошенькими, окруженными каким-то сиянием. Видно, от любви. Мерси подумала, что Сесили, пожалуй, более счастлива, более уверена в своем женихе. Интересно, Элизабет – более сдержанная, чем младшая, – беспокоится ли хоть немного из-за Уильяма Донси? Сознает ли – как остальные, – что он честолюбив и рассчитывает продвинуться с помощью тестя? Бедная Элизабет! Хочет выйти замуж, как и ее сестра-приемыш. Может, она любит сам институт брака больше, чем мужчину, который его осуществит? Мерси безмолвно помолилась за нее. А Сесили будет счастлива с Джайлсом. Джайлс ленив, добродушен и откровенен, не скрывает, что отец хотел женить его на ком-нибудь из двух мистресс Мор, и очень рад, что Сесили пришлась ему по сердцу. У него нет тайного честолюбия Уильяма Донси. «А может и правда, – подумала Мерси, – Донси, как ей кажется, изменился с тех пор, как поселился в этом доме? Не стал ли теперь его смех за общим весельем менее принужденным, чем прежде?»
Обе девушки, смеясь, стряхнули с одежды снег.
– Мерси, ну и денек! Если метель начнется снова, нас занесет до крыши, мы не сможем выйти и… нас некому будет вызволить, – сказала Элизабет.
– И непременно приходи к обеду, – сказала Сесили. – Кое-кто приезжает и будет разочарован, если тебя не окажется.
Мерси покраснела; по быстрому взгляду Сесили на сестру она догадалась, кто должен приехать.
– Если погода такая скверная, ваш гость может не появиться.
– Вряд ли он поплывет на барке. Лед на реке довольно толстый. Ой, Мерси, какой у тебя огонь!
Сесили протянула руки к пламени.
– К счастью, я собрала много утесника и папоротника. Мне помогали выздоравливающие пациенты. Мы считаем, что движение полезно, как и свежий воздух.
– Мы? – с легкой насмешкой произнесла Сесили.
– Очевидно, ты и доктор Клемент, – сказала Элизабет.