Мы поспешно спустились в холл, и мать радостно вскрикнула, потому что это была Карлотта собственной персоной.
Каждый раз, когда я видела Карлотту после некоторого перерыва, меня поражала ее привлекательность. Она выглядела такой красивой в сером, как оперение голубя, платье для верховой езды и в темно-синей шляпке с пером более светлого оттенка. У нее были лучистые синие глаза цвета колокольчиков, на щеках нежный румянец, а удивительно густые черные брови и ресницы оттеняли ее глаза. Из-под шляпки выбивались черные кудри, и она выглядела очень юной. Рождение ребенка не уменьшило ее красоты.
— Дорогое мое дитя! — воскликнула мать. Карлотта обняла ее.
— Бенджи с тобой?
— Нет, — ответила она.
Мать удивилась. Трудно было поверить, что Бенджи не поехал со своей женой.
— Я просто хотела побыть несколько дней со своей семьей, — пояснила Карлотта. — Я настояла на том, чтобы поехать одной.
— Одной? — спросила мать.
— Конечно, со мной грумы. О, сестричка Дамарис! — Она прижалась ко мне щекой. — Ты все та же маленькая Дамарис! — сказала она, и я тотчас же утратила всю веру в себя, обретенную за последние недели.
— А Харриет и Грегори? — спросила мама.
— Все в порядке. Они шлют вам приветы и просят сказать, что очень вас любят.
— Так ты приехала одна, Карлотта? — Мама была обеспокоена. — Как Кларисса?
— О Клариссе хорошо заботятся. Не беспокойся о ней: она быстро становится избалованным ребенком.
— Ну, ты приехала, и я рада тебя видеть. Карлотта засмеялась. У нее был чудесный смех. Все в ней было еще прекраснее, чем в моих воспоминаниях. Я опять начала чувствовать себя неловкой и некрасивой.
— Пойдем, Ли так рад будет тебя видеть, и все домашние тоже.
— Как маленькая Дамарис? Она тоже рада меня видеть?
— Конечно, — сказала я.
Мама взяла Карлотту под руку.
— Как я рада видеть тебя, дорогая! — сказала она. Я осталась с сестрой распаковывать багаж в ее комнате.
У нее было несколько прекрасных платьев. Она всегда понимала, что ей идет больше всего. Я помню сцены, которые случались у нее с Салли Нуленс и со старой Эмили Филпотс из-за одежды. Однажды Карлотта выбросила из окна красный шарф, настаивая, что ей нужен синий, а они говорили, что у Карлотты есть тело, но нет души.
— Дайте нам хорошего ребенка, такого, как маленькая Дамарис!
Я развешивала ее платья, пока она лежала, вытянувшись на постели и наблюдая за мной.
— Знаешь, — сказала Карлотта, — ты изменилась.
Что-нибудь случилось?
— Н-нет…
— Ты не уверена в том, случилось что-либо или нет?
— Ну, не очень… Недавно Элизабет Пилкингтон устраивала чудную вечеринку с шарадами. Я была королевой Елизаветой.
Карлотта расхохоталась.
— Моя дорогая Дамарис, ты? О, как бы я хотела посмотреть на тебя!
— Говорили, что я прекрасно справилась с ролью, — ответила я немного раздраженно.
— Что вы играли?
— Релея, и плащ…
— О, я понимаю, ты прошлась по плащу, как настоящая королева.
— Элизабет сделала мне платье и прическу. Ты знаешь, она была актрисой… как Харриет. Они могут творить чудеса с обычными людьми.
— Она должна быть волшебницей, чтобы превратить тебя в королеву Елизавету. Кто играл Релея? Я пытаюсь подобрать кого-нибудь из местных. Думаю, что все участники были местными жителями?
— О да. Это был сын Элизабет — Мэтью.
— Забавно! — сказала она безо всякого интереса. — Мне следовало приехать раньше.
— Все в порядке? — спросила ее я.
— Все в порядке? Что ты имеешь в виду?
— С тобой… и с Бенджи?
— Конечно, все в порядке. Он — мой муж, я — его жена…
— Это не обязательно означает…
— Бенджи — снисходительный муж… всем мужьям следует быть такими.
— Я уверена, что он очень счастлив, Карлотта. У него есть ты и маленькая Кларисса. Как же ты смогла расстаться с нею?
— Я на удивление стойко переношу разлуку, — ответила она, поджав губы. — А ты все та же сентиментальная Дамарис! Все еще не повзрослела. В жизни многое не так, как оно кажется, дорогая сестричка. Я просто захотела на время уехать: такое иногда случается. Куда еще мне ехать, как не сюда?
— Не похоже, чтобы ты была очень счастлива, Карлотта.
— Ты еще такое дитя, Дамарис! Что такое счастье? Час-другой… день, если повезет. Иногда можешь сказать себе: «Сейчас я счастлива… сейчас». И хочется, чтобы это «сейчас» превратилось бы во «всегда», но чаще всего оно быстро превращается в «тогда»… Таково счастье: нельзя быть счастливой все время. И когда думаешь о том, что было, думаешь с грустью, потому что счастье уже покинуло тебя.
— Что за странные мысли?
— Я забыла, что ты, дорогая Дамарис, смотришь на все иначе: ты не требуешь многого. Я надеюсь, что ты получишь то, чего хочешь. Иногда мне кажется, что вот такие, как ты, — счастливые. Тебе легко получить то, что хочешь, поскольку ты не просишь невозможного. А когда ты добиваешься желаемого, то уверена, что это — счастье. Счастливица Дамарис!
Странное было у нее настроение. Я представила ее сидящей на скале в мечтах о прошлом, желающей вернуть это прошлое.
* * *
Мать сказала, что, пока Элизабет в отъезде, Мэтью может навещать нас, когда пожелает. Она не будет посылать формальных приглашений, и он может считать себя членом семьи.
— Это легко, — сказал Мэтью. — Мне кажется, я уже так и делаю.
От этих слов мое настроение резко улучшилось.
В тот день мама командовала на кухне, стараясь приготовить все, что любит Карлотта. Она выглядела лучше, чем до приезда Карлотты, и я понимала, что этим мы обязаны ее радости видеть дочь.
Примерно за полчаса до обеда прибыл Мэтью. Я была одна в зале, когда он приехал. Он взял мои руки и поцеловал их. Потом он низко поклонился, как делал с тех пор, как мы играли Елизавету и Релея. Это была наша маленькая шутка.
— Так приятно приехать сюда! — сказал он. — Грассленд кажется пустым без матери.
— Я надеюсь, что за тобой хорошо ухаживают? Он ласково коснулся моей щеки:
— Меня совершенно избаловали, но хочу тебя заверить, что я высоко ценю возможность приходить сюда.
В этот момент на верхней площадке появилась Карлотта.
Мэтью взглянул на нее и не смог отвести взгляда. Я услышала, как он ахнул от изумления. Я не была удивлена тем, что он поражен красотой Карлотты. Большинство людей вело себя так, встретив ее впервые, и я гордилась этим.