Это было совершенно непонятно, и теперь я начинала ощущать тревогу.
Я пошла в комнату Жанны. Она была пуста. Кровать была аккуратно застелена, но ничто не говорило о присутствии Жанны. Я подошла к шкафу. Он опустел. Ее лучшее черное платье, которое она любила надевать по вечерам, исчезло. Там вообще ничего не было. Я выдвинула ящики комода — все они были пусты.
Жанна ушла!
Это было невозможно. Должно было существовать какое-то объяснение. Как будто она могла уйти подобным образом! Как будто она могла исчезнуть, ничего не сообщая мне! Но где же она?
Я начала неистово искать записку. Ее не было.
Вернувшись в свою комнату, я дернула шнур звонка. Маленькая горничная появилась опять.
Я твердо сказала:
— Найдите Жанну. Пусть все ищут ее. Ее спальня пуста. Вся одежда исчезла.
Горничная уставилась на меня с открытым ртом.
— Мы должны найти ее, — сказала я. Однако нам не удалось найти Жанну. Ее не было в доме, и никто не видел, как она выходила, но все ее вещи исчезли.
Мне нужно было одеваться. Званый вечер должен был состояться независимо от моего настроения.
Я отбросила парчовое платье. Мне не хотелось глядеть на эту пустую шкатулку. Должно было существовать объяснение исчезновению драгоценностей. Был один ответ, но я отказывалась в него верить, хотя логика событий заставляла меня сделать это.
Я надела алое платье, довольно вычурное, но, как уверял меня Ланс, сшитое со вкусом… платье, к которому не требовалось украшений.
Мне было не по себе. Я была обеспокоена и взбешена. Моя привязанность к Жанне оказалась сильнее, чем я думала. Мне очень не хотелось верить в то, что было фактически единственным логичным выводом.
Пока я одевалась, в комнату вошла Эмма. Она дрожала от волнения, ее глаза были расширены и сверкали, а щеки сильно покраснели.
— Где Жанна? — спросила она. — Я хотела сказать ей… Ее здесь нет?
— Я не могу найти ее. Наверно, ее куда-то вызвали., - Вызвали! Кто бы мог ее вызвать и разве она могла уйти, не сообщив тебе?
— Я не могу этого понять, Эмма, и очень беспокоюсь.
— Исчезла, — бормотала Эмма. — Этого не может быть. Ей было здесь уютно. С чего бы ей уходить? Вдруг глаза Эммы сверкнули догадкой:
— Не пропало ли что-нибудь?
Я молчала. Мне не хотелось говорить ей о драгоценностях. Со временем я это сделаю… но не теперь. Я продолжала убеждать себя, что Жанна вернется и объяснит причину своего исчезновения.
— Потому что если это так… — продолжала Эмма.
— О чем ты говоришь?
— Это ведь очевидно, не так ли? Она вечно толковала о цветочном магазине в Париже. Это была цель ее жизни.
— Ты не смеешь так думать о Жанне… О, это невозможно! Она так долго была со мной! Она ухаживала за мной в Париже…
— Жанна всегда стремилась вернуться туда, я это знаю. Цветочный магазин в Париже — предмет ее мечтаний. Собственный магазин. Она всегда к этому стремилась.
— Неужели бы она ушла, не сообщив мне! Я не верю, что Жанка сбежала. Она была так рада жить с нами.
— Она вовсе не была сентиментальной, наоборот — жесткой, твердой, как гвозди, я бы сказала.
— Нет, она не жестокая. Она была так добра ко мне, когда я нуждалась в помощи. Эмма кивнула:
— Что ж, кто знает? Может, она и вернется. Не взяла ли она какие-нибудь из своих платьев?
— Все, — ответила я.
— О, дорогая. Тогда это действительно кажется… Во время этого разговора вошел Ланс.
— Что случилось? — спросил он. — Все кругом о чем-то шепчутся.
Я ответила, что исчезла Жанна.
— Исчезла? Как? Когда?
— Именно это я и хотела бы знать. Она ушла, и это пока все.
— Жанна! Я не могу поверить. Я кивнула.
— Все же я думаю, что нам следует посмотреть, не пропало ли что-нибудь, сказала Эмма.
— Я не верю, чтобы Жанна взяла чужое… — начала я.
— Тебе не хочется верить и в то, что она могла уйти без спроса, возразила Эмма. — Ты должна осмотреть комнату и проверить, не исчезло ли что-то ценное Прежде всего драгоценности, так как их легко унести.
Я почувствовала дрожь, когда Эмма подошла к шкатулке для драгоценностей, лежавшей на трюмо, и открыла ее. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами:
— Ты в ней что-нибудь держала? Здесь пусто.
Я нехотя ответила:
— Кажется, мои изумруды были там… и безоаровое кольцо.
— Нет! — Эмма чуть не выронила из рук шкатулку, переводя взгляд с меня на Ланса. — Может, ты положила их еще куда-нибудь… — сказала она.
Я покачала головой.
— Ну конечно, ты так и сделала! — воскликнул Ланс. — Они где-то в этой комнате, — Он, как и я, отказывался принять другое объяснение. Несколько секунд он молчал, а затем выкрикнул:
— Господи, не думаете же вы, что она…
— Похоже на то, — сказала Эмма. — Кажется, она улизнула из дома с изумрудами, Кларисса. Кто бы мог подумать! Но она так часто говорила о цветочном магазине в Париже. Она часто говорила: «Они стоят цветочного магазина в центре Парижа».
— Но это абсурд, — убежденно проговорила я. — Это совершенно нелепо.
— Я надеюсь, что они вернутся, — сказал Ланс. — И Жанна, и изумруды.
— Они не вернутся, — твердо возразила Эмма. — Я знаю ее характер. Она выросла на задворках Парижа. Жесткая, как гвозди, и острая, как разбитое стекло, выискивающая свой шанс и никогда его не упускающая. Не удивлюсь, если она уже на корабле по пути во Францию. Там она получит предмет своих желаний… цветочный магазин в центре Парижа. Именно о нем она всегда говорила.
Я удрученно покачала головой, и Ланс подошел и обнял меня.
В ту ночь не предпринималось никаких мер. Я никому не позволяла говорить, что Жанна сбежала. Я верила, что она вернется и даст объяснение.
Обед прошел как обычно, и карточная игра продолжалась, несмотря на случившееся. Я была слишком расстроена, чтобы делать что-либо, и вернулась в спальню.
Я все еще бодрствовала, когда пришел Ланс. Сейчас меня не интересовало, выиграл он или проиграл. Мои мысли сосредоточились на Жанне. Я живо представляла ее, такую разную, подчас острую на язык, старающуюся спрятать природную сентиментальность за едкими замечаниями, и в то же время добрую сердцем и заботливую. Невозможно было бы забыть, что это она спасла меня, когда я была мала и беспомощна.
И теперь вдруг узнать, что она — воровка…
Я никак не могла в это поверить.
Мы поговорили об этом с Лансом, так как я не могла заснуть, а он, понимая мое самочувствие, тоже не спал.