Решено, пока что он не получит графства. Он должен оставаться ее веселым лордом Робертом. Тут Елизавета нахмурилась и, к изумлению всех, попросила подать ей нож, который ей принес Роберт. Взяв нож, она провела им поперек бумаг, разрезав их насквозь.
– Сколько можно осыпать почестями этих Дадли? – воскликнула королева. – Разве они не были изменниками короны на протяжении трех поколений?!
Роберт взглянул ей в лицо. Как она любила его! Какой он мужчина! Не боится ничего.
– Мадам, – сказал Роберт, – я вас не понимаю. Когда, скажите, Дадли плохо служили вам?
– Откуда такое возбуждение? – спросила она, улыбаясь ему. – Как могу я, милорд, одаривать почестями семейство Дадли? Разве вы забыли, что у моего великого отца были достаточные причины послать вашего дедушку на плаху? Вы будете отрицать, что ваш отец выступил против короны и пытался сделать вашего брата королем?
– Если моя служба вашему величеству считается изменой…
Она подняла руку и слегка шлепнула его по щеке – самая любовная из всех пощечин, показывающая фамильярность и снисходительность.
Присутствующие заулыбались – милая ссора влюбленных.
Она влюблена в него так же, как и раньше, подумали они; но он последнее время ее обижает, потому что стреляет глазами в сторону хорошенькой юной фрейлины королевской опочивальни. Вот королева и объяснила ему, что в жизни Роберта Дадли может быть только одна любовная связь.
Королеву мучили мысли о тех, кто, как она опасалась, могли считать себя имеющими права на трон больше, чем она. Тюдоров, словно мрачные тени, всегда преследовала знать с королевской кровью в жилах. Генрих, ее отец, решал свои проблемы с помощью убийств; ему нравилось знать, что те, кто мог бы вытеснить его, мертвы. Это была мудрая политика, часто думала Елизавета. Но времена изменились, и она уже не была тем абсолютным монархом, каким был ее отец, а больше зависела от своих министров. После преследований во времена царствования Марии народ ожидал от Елизаветы милосердия.
Наибольший повод для беспокойства у нее вызывали три женщины. Две из них были сестрами леди Джейн Грей – леди Катарина и леди Мария. Елизавета знала, что некоторые по-прежнему считают ее бастардом и узурпатором; эти люди хотели бы видеть королевой Катарину. Бабушка сестер Грей была сестрой Генриха VIII, и не было никаких сомнений по поводу их легитимности.
Елизавета постоянно опасалась восстаний против нее. В самом деле, это было ее самым главным опасением, когда убили Эми. Сестры Грей были прекрасно воспитаны, и их поведение вряд ли могло дать повод для скандала. В их жизни никогда не было никаких адмиралов, врывавшихся к ним в спальни, шлепавших и щекотавших их, когда они были в постели. Красивые мужчины никогда не влюблялись в них настолько, чтобы их заподозрили в убийстве собственных жен. Характеры леди Катарины и леди Марии очень отличались от характера Елизаветы. Они были тихими, образованными девушками и к тому же добрыми протестантками. Многие помнили, что Елизавета была готова поменять религию, когда считала, что это будет для нее удобно. Сестры Грей были нежными, набожными, а Елизавету переполняли женские капризы. Многие люди в стране могли думать, из леди Катарины или леди Марии получилась бы более подходящая королева, чем из этой рыжеволосой мегеры со склонностью подталкивать мужчин к скандальным поступкам.
Существовала еще одна, более серьезная соперница – Мария, королева Шотландии. Она была более страшным противником и находилась далеко, так что Елизавета не могла за ней приглядывать. Она была бы счастлива, если бы Мария оказалась в Англии, номинально в качестве почетной гостьи, а фактически – пленницы. Вот почему, когда Мария некоторое время назад покинула Францию после смерти своего мужа, Франциска II, Елизавета отказалась предоставить ей безопасный проезд. Какой приз представляла бы собой захваченная в плен Мария!
Елизавете передали, что, когда Марии сообщили о смерти Эми, она воскликнула: «Ах, теперь королева Англии сможет выйти замуж за своего конюха!»
– Какая наглость! – возмутилась Елизавета. – Если бы она увидела моего «конюха», не сомневаюсь, одарила бы его одним из своих похотливых взглядов, которые у нее, как говорят, очень выразительны.
Мария обладала еще одним качеством, невероятно раздражавшим Елизавету. Мария слыла красавицей, и было убийственно вспоминать, что она на девять лет моложе ее самой. По крайней мере, в характере Марии не было ничего от мягкой податливости сестер Грей.
Многие католики смотрели на Марию как на истинную королеву Англии.
Подобные мысли о соперницах часто приводили Елизавету в раздражение. Тогда она выходила из себя и наказывала многих из своего окружения, причем не только словесно. Но ее гнев был кратковременным и вскоре уступал место приятным улыбкам. А когда она чувствовала, что была несправедлива, то всегда старалась найти способ вознаградить свою жертву.
Однажды, отправляясь верхом на охоту, она заметила, что леди Катарина Грей отсутствует. Когда она спросила о причине, ей ответили, что леди больна и осталась дома. Она постаралась забыть этот незначительный инцидент и, если бы дело касалось кого-то другого, не стала бы больше об этом думать.
На охоте он вышла из себя, и поскольку Роберт ехал рядом, то ему досталась вся сила ее раздражения.
Совершенно неожиданно она сказала ему:
– Я решила, что не могу более откладывать мой брак. Я приглашу короля Швеции безотлагательно приехать в Англию, чтобы можно было начать приготовления.
Роберт был ошарашен.
– Короля Швеции! – вскричал он. – Этого человека? Да он просто слабоумный!
– Как вы смеете говорить так о тех, кто выше вас?
– Поскольку я не слабоумный, ваше величество, я не могу считать этого человека хотя бы ровней себе.
– Мастер Дадли, вы слишком много о себе понимаете.
Он был не менее вспыльчив, чем она. У них были схожие характеры; именно на этом основывалось их взаимопонимание. Оба мгновенно взрывались и мгновенно остывали; оба гордились своим положением и в то же время помнили о низком происхождении.
Роберт ответил:
– Мадам, я говорю правду, которую, насколько мне помнится, вы всегда хотите услышать от меня.
– Я попросила бы вас лучше заняться собственными делами.
– Брак вашего величества – это мое дело.
– Я так не думаю.
– Мадам…
– Приказываю вам не совать нос в мои дела!
– А я настаиваю, что ваш брак именно мое дело – мое точно так же, как и ваше.
– То есть вы думаете, что я выйду замуж за нас, не так ли?
– Вы дали мне понять, что это не невозможно.
– Значит, вы попросту дурак, если лелеете подобные надежды. Вы… Дадли… женитесь на королеве? Неужели вы думаете, что я могу настолько забыть о моем королевском титуле, что соглашусь стать женой такого, как вы?