Именно в таком настроении она пребывала, когда четыре испанских корабля, направлявшихся во Фландрию, начали преследовать французские пираты. Испанцы были вынуждены искать убежища в Саутхэмптоне, Фалмуте и Плимуте.
Когда Сесил и Роберт пришли к ней с этой новостью, Елизавета самодовольно улыбнулась.
– А что находится на этих кораблях? – поинтересовалась она.
– Золотые слитки, – ответил Сесил. – Они принадлежат генуэзским купцам, которые предоставили их в заем герцогу Альбе во Фландрии.
– И вашему величеству прекрасно известно, кому эти деньги предназначаются, – вставил Роберт.
– Известно. Он заплатит их своим солдатам, которые дают ему возможность оставаться в этой несчастной стране и мучить ее народ.
– Боюсь, это так, ваше величество, – подтвердил Сесил.
– Мне грустно, когда я думаю об этих несчастных душах, отданных на милость Альбе и его инквизиции, – проговорила королева.
– Многие из бежавших оттуда нашли убежище в нашей стране, – напомнил Роберт. – Они будут благословлять ваше величество до самой своей смерти.
– Бедные люди! Бедные люди! И эти золотые слитки предназначены для того, чтобы заплатить этим негодяям… этим солдатам, которые служат такому тирану? Как вы думаете, мои дорогие Глаза, как вы думаете, сэр Дух, что сделает его самое католическое величество, если эти слитки никогда не дойдут до его тирана-герцога?
– Он скажет о вашем величестве то, что я никогда не осмелюсь произнести, – ответил Роберт.
– Я не спрашивала, что он скажет, Роберт. Я спрашивала, что он сделает.
Сесил произнес:
– У него связаны руки. Он ничего не сделает. Он не может распоряжаться своими силами. У него слишком большие территории, которые нужно охранять. Если слитки не попадут к Альбе, возможно, его солдаты взбунтуются.
Елизавета звонко рассмеялась, ее глаза заискрились.
– Тогда, дорогие милорды, эти слитки не должны попасть к Альбе. Разве французские пираты не пытались напасть на эти корабли в моих портах? Пусть эти золотые слитки привезут в Лондон на хранение. Это частная собственность, не так ли? Это собственность генуэзских купцов. Я думаю, что они принадлежат его самому католическому величеству не в большей степени, чем мне. Мы сами можем воспользоваться этим займом, не так ли? И он уже находится на наших берегах.
Сесил молчал. Роберт ликовал.
– Смерть господня! – воскликнул он, воспользовавшись одним из излюбленных ругательств королевы. – Почему бы нам не сокрушить католическое владычество? Почему бы вашему величеству не стать верховным вождем протестантского мира?
– Это слова солдата, – отозвалась Елизавета, легонько хлопнув его по щеке. – Милорд Лестер хочет войны, чтобы отличиться и покрыть свое имя великой славой? Нет, Роберт, самого хорошего можно достичь только миром. Разве это не так, мастер Сесил?
– В данный момент, мадам, конфисковать это золото – немалый риск.
– Что может предпринять в ответ наш маленький святой из Эскуриала?
– Я не думаю, что он в состоянии сделать очень много. Но следует принять во внимание торговлю шерстью, и, как хорошо известно вашему величеству, наши лучшие покупатели находятся в Нидерландах. Альба может захватить там товары наших купцов. Ну а мы можем захватить товары Нидерландов здесь, в Англии, а их, как я понимаю, немало. Подумайте о богатствах, которые эти нидерландцы создали в нашей стране. Что ж, если мы захватим их товары и собственность здесь, они поднимут такой крик, что испанцы будут вынуждены прийти к мирному решению. Нет, дорогие милорды, большой беды от этого не будет. Оставим золотые слитки как наш заем; и это научит испанцев проявлять больше уважения к англичанам в морях. Эти испанские доны были очень нелюбезны с Хокинсом в Мексике. Разве я могу позволить обращаться подобным образом с моими подданными?
– Но Хокинс рассчитался с ними сполна, ваше величество, – подсказал Роберт.
– Сполна? Нет, гораздо больше, чего я ожидала от англичанина.
Елизавета пришла в такое прекрасное расположение духа, что Роберт, когда они остались одни, осмелился показать свою ревность к ее новейшему фавориту:
– Ваше величество не может в действительности получать удовольствие от общества этого Хаттона, как может показаться.
– Но это так, Роберт. Я заявляю, что мои Веки мне так же необходимы, как и мои Глаза… или почти так же.
– Как вы можете так говорить? – страстно вскричал Роберт.
– Потому что это правда, дорогие Глаза.
– Вашему величеству нравится терзать меня.
– А зачем мне это делать?
– Потому что я слишком долго любил вас и вы устали от такой длительной преданности.
– Плоть господня! – воскликнула она. – Я никогда не устану от верности. По моему мнению, это самое привлекательное из всех качеств.
– Ваше величество сомневается в моей верности?
– Я не сомневаюсь, дорогой Роберт. Не сомневайтесь и вы в моей.
Роберт поцеловал ее руку, гадая, стоит ли заговорить с ней о браке, но он стал осторожнее, чем был в те дни до ее немилости. Елизавета улыбнулась, увидев морщинку между его бровей, и подумала: «Дорогой Робин стареет. Теряет свою красивую внешность».
Действительно, в его когда-то черных волосах появились седые прядки; кожа под глазами слегка припухла, четкая линия челюсти чуть обвисла. Ее охватило чувство нежности. Она не скажет ему об этом, но любит его не меньше, чем в те дни, когда так часто думала о нем как о своем муже. Если мысли ее стали более спокойными, то привязанность к нему ничуть не уменьшилась.
Елизавета все еще была кокеткой и четко выражала свои желания. Она должна оставаться вечно молодой, даже если Ланой не создаст свой эликсир. Все красивые мужчины, независимо от возраста, должны быть влюблены в нее. Это была часть той дани, которую Елизавета требовала как королева.
Она была готова слегка поддразнить Роберта Хаттоном, этим алчным человеком, который осмелел настолько, что попросил у нее часть сада, принадлежавшего епископу Илай. Хаттон получил свой сад – двадцать акров плодородных земель между Холлборн-Хилл и Илай-Плейс, хотя епископ Кокс отчаянно протестовал.
– Думается мне, Роберт, – сказала королева, – вы больше чем мои Глаза. Я читаю ваши мысли. Я подарила сад Хаттону. Но подумайте, мой дорогой друг, о том, что я дала вам. И у меня нет сомнений, что, прежде чем вы и я покинем эту землю, я дам вам еще больше. И что же я прошу взамен? Вашу привязанность, верность и преданность королеве.
– Они ваши, моя любимая.
Она улыбнулась ему, и, хотя улыбка была нежной, в ней таилось предупреждение. Елизавета слышала, что две сестры при дворе безумно в него влюблены и между ними из-за этого идет постоянная борьба. Одна – леди Шеффилд, другая – Фрэнсис Говард. Но должно быть, Роберт помнил муки ссылки, начавшейся с его флирта с Летицией Ноллис, поскольку, как было королеве известно, он ни малейшим образом не поощрял ни ту ни другую. Она подумала мрачно, что лучше ему этого и не делать. Елизавета терпеть не могла, когда кто-то из ее фаворитов женился. Но чтобы ее первый фаворит завел любовный роман при дворе – перенести это было бы свыше ее сил! Она считала, что их с Робертом жизни тесно связаны. Ее всегда тянуло к нему – сначала в детской, потом в Тауэре, позже – при дворе. А Елизавета теперь понимала, что всегда будет любить его больше всех других, что бы ни случилось. Похожую привязанность она испытывала к Кэт Эшли. Конечно, может ссориться и с ней и с Робертом, но будет любить их, пока не умрет.