Королева счастливо улыбнулась, ибо обожала подобные славословия, а это ей особенно понравилось, так как было придумано ее Робертом.
Когда общество проезжало еще через ворота замка, Роберт неожиданно заметил лицо, заставившее его сердце вздрогнуть от радости. В Кенилуорт приехала Летиция Ноллис.
Роберт провел королеву в ее апартаменты. Из их окон были хорошо видны великолепные фейерверки, устроенные в парке, – знак всей округе, что в Кенилуорт прибыла королева. В перерывах между залпами слышался гул пушек. Все выглядело так, словно король принимает у себя в гостях королеву. И все было так, как хотелось бы Елизавете.
– Роберт, – сказала она, – вы расточительный мот.
– Кто может быть излишне расточительным, принимая у себя ваше величество?
Она дружелюбно похлопала его по щеке, подумав: «Годы не отняли у него обаяния. Оно все то же, как и в дни его пламенной юности. Только теперь он стал более утонченным мужчиной, И я не сомневаюсь, что многие по-прежнему влюбляются в него. И все же он остался неженатым ради меня».
– Я буду помнить этот праздник в Кенилуорте до конца моих дней, – произнесла Елизавета. Потом, чтобы скрыть эмоции, добавила: – Часы стоят.
Он улыбнулся:
– Все часы в замке остановили в ту минуту, когда сюда вошли ваше величество.
Она причмокнула губами, приподняла брови.
– Время не движется для богинь, – пояснил Роберт. Затем поцеловал ее руку и сказал: – Вы обещали отдохнуть здесь двенадцать дней. На эти дни мы забудем о времени. Забудем обо всем, кроме развлечений ее величества.
– Такого, как вы, никогда еще не было… никогда! – ласково проговорила она.
– Мадам, – ответил он, – богиня может потерять своего Барашка и свою Овечку, своего слугу Мавра и даже свой Дух; но ее Глаза сослужат ей лучшую службу, чем все они.
– Быть может, в этом есть правда, – отозвалась Елизавета. – А теперь оставьте меня, Робин, я устала от дневного путешествия.
Он склонился над ее рукой, поднес ее к своим губам.
Она с нежностью улыбнулась, когда он ушел.
В коридоре Роберт лицом к лицу столкнулся с Летицией и понял, что она его поджидала. Легация стала еще красивее и показалась ему еще смелее, чем в те дни, когда впервые привлекла его внимание. Она больше не была леди Херефорд, поскольку ее муж стал графом Эссексом, а из-за своего сходства с королевой от ее бабушки Марии Болейн напомнила Роберту молодую Елизавету, которую он знал в лондонском Тауэре.
– Веселого дня вам, милорд! – пожелала Летиция.
– Я не знал, что вы приедете.
– Вы помните меня?
– Помню! Помню, разумеется.
– Я польщена. Значит, великий граф Лестер не забыл меня? Самый почитаемый королевой человек не забыл смиренной женщины, на которую однажды взглянул не без милости? – Ее глаза гневно сверкнули. Она напоминала ему, что он бросил ее, когда их связь все еще обещала так много наслаждения им обоим.
– Как может мужчина немилостиво взглянуть па такую красавицу? – спросил он.
– Может, если его госпожа прикажет ему так поступить. Если он настолько от нее зависит, что не смеет ослушаться.
– Я ни от кого не завишу! – надменно возразил он.
Летиция подошла ближе, подняв на него карие глаза, и язвительно проговорила:
– Значит, вы изменились, милорд.
Роберт никогда не терялся. Он не мог, не утратив достоинства, объяснить свое пренебрежение словами, поэтому обнял ее и поцеловал. В таких случаях поцелуи всегда более уместны, чем слова.
Дуглас пришла к нему в апартаменты, приведя с собой своего мальчика. Бедная Дуглас! Она чувствовала, что их сын должен воззвать к его чувствам, если это не удастся сделать ей самой.
Роберт отпустил слуг, посчитав, что может положиться на их верность.
– С вашей стороны очень глупо являться сюда, – взорвался он, как только они остались одни.
– Но, Роберт, я так давно не виделась с вами! Мальчик тоже очень хотел вас повидать.
Он взял мальчика на руки. Ему показалось, что маленький Роберт до опасного похож на него, на всех Дадли. Ребенок улыбнулся, обхватил ручками его шею. Он любил этого красивого сверкающего мужчину, хотя и не знал, что это его отец.
– Ну, мой мальчик? Что ты хочешь мне сказать?
– Это большой замок, – проговорил ребенок.
– И он тебе нравится, да?
Маленький Роберт кивнул, восторженно вглядываясь в лицо отца.
– Мама говорит, что это Кенилуорт.
Если бы она могла сказать: «А ты законный наследник Кенилуорта!» Нет! Она не осмеливалась.
Роберт прижал к себе мальчика. Ради этого ребенка он был почти готов признать Дуглас своей женой. Он с гордостью взял бы маленького Роберта за руку и представил его обществу: «Смотрите, это мой сын!»
Какую суматоху вызвали бы эти слова! Королева никогда бы ему этого не простила. Роберт вдруг почувствовал, что он устал от матери мальчика. Ее податливая мягкость и подавленная истеричность неприятно напоминали ему Эми. Почему эти женщины не могут разлюбить с такой легкостью, как он?
Летиция – женщина другого сорта; и у нее тоже есть прекрасный сын, которого она назвала Робертом. Не в честь ли Роберта Дадли? Этот мальчик, которому теперь восемь лет, отличается необыкновенной красотой. Почему Летиция не подарила ему сыновей?
Роберт вспомнил их объятия в коридоре. Они оба были опытными людьми, он и Летиция; она могла дать ему многое из того, к чему он стремился всю жизнь и что упустил ради королевы: наслаждение, детей и семейную жизнь.
Но Летиция замужем. Роберт пожал плечами, потом посмотрел на Дуглас, которая внимательно наблюдала за ним, и ему показалось, что в комнате раздался издевательский смех Эми Робсарт.
Он гневно проговорил:
– Берегитесь! Это большая ошибка. Если королева узнает об этом, все будет кончено не только для меня, но и для вас.
Она упала на колени и закрыла лицо руками:
– Ох, Роберт, я буду осторожна. Я обещаю вам… она не узнает.
– Вам вообще не следовало приходить сюда, – упрекнул он ее.
Но мальчик, видя огорчение матери, начал плакать, и, подхватив его на руки, чтобы успокоить, Роберт подумал: «Если бы его мать была другой женщиной – не той, от которой я настолько устал, – если бы она была Летицией, думаю, я женился бы на ней ради этого малыша».
На следующий день, в воскресенье, все общество отправилось в церковь, позже был устроен банкет, еще более роскошный, чем накануне с танцами и музыкой, а как только стемнело, небо осветилось еще более великолепными и прекрасными фейерверками, снова гудели пушки.