— Ты еще ребенок, Кэт, — с тревогой сказала я. — Ради Бога, не впутывайся в это.
— Мамочка, не переживай! Я всегда подозревала, что ты немного неверующая. — Она ласково поцеловала меня. — Но я все равно очень тебя люблю. Раньше меня иногда пугало… Все эти люди, похожие на монахов… Я боялась подходить к старым зданиям. Ты помнишь, как я, бывало, прижималась к тебе? Но я знала, ничто не причинит мне зла, пока рядом мама, которая всегда оберегает меня.
— Конечно, моя дорогая, я всегда позабочусь о тебе.
— Я знаю это, моя драгоценная мамочка. Ты такая, какой и должна быть мать. Отец — другой. Он осенен свыше. Клемент рассказывал, в каком запустении было Аббатство, когда они нашли Святое Дитя. Монахи даже не умели ухаживать за ребенком, ведь он был обычным младенцем, а следовательно, наполовину смертным.
— Клемент слишком много болтает.
— Но все это так интересно. Как много я бы хотела узнать об отце.
— На некоторое время ограничься уроками, — сказала я. Она засмеялась звонким заразительным смехом, который я так любила.
— Дорогая драгоценная мама, ты всегда так разумна… ты так отличаешься от… Неудивительно, что тетя Кейт посмеивается над тобой.
— Вот как? Значит, я даю повод для веселья. Кэтрин чмокнула меня в кончик носа.
— Но это же прекрасно, мы все тебя очень любим. Ах, мама, что бы я без тебя делала?
— Что же, — сказала я, очень довольная, — тогда у тебя, надеюсь, найдется время собрать цветы и составить мне букет, прежде чем ты отправишься в скрип-торий. И не опаздывай. Мне уже жаловались, что ты непунктуальна.
Она убежала, а я смотрела ей вслед с любовью, которая была так сильна, что больше походила на боль.
* * *
После этого случая я часто находила Кэтрин в пекарне, где Клемент рассказывал ей о детстве Бруно. Она узнала о нем даже больше, чем я, и с каждым днем восхищалась отцом все больше и больше. Бруно заметил это, и его отношение к Кэтрин стало другим — наконец-то он обратил внимание на собственную дочь.
Однажды я подошла к классу и услышала, как ссорятся Хани и Кэтрин.
— Тебя легко одурачить, Кэт. Ты всегда веришь в то, во что тебе хотелось бы верить. Так ты никогда не узнаешь правды. Я не верю во все эти чудеса. Я не люблю его. И никогда не любила… Посмотри, как он жесток к… нашей матери.
— Ты говоришь так потому, что он не отец тебе. Ты завидуешь, — выпалила Кэтрин.
— Завидую! Нет, я рада. Я бы предпочла, чтобы моим отцом был любой другой, но только не он. Я помедлила в дверях, не вошла и тихо удалилась. Я много думала об этом разговоре. Конечно, теперь, когда девочки подрастали, у них появилось собственное мнение. Малютками я держала их подальше от Бруно, зная, что в его жизни нет места для маленьких детей, но мне хотелось знать, было бы все иначе, роди я сына.
Я долго размышляла о том, какими они выросли Кэтрин скоро исполнится двенадцать, Хани — четырнадцать. Она развилась раньше большинства сверстниц. В ней было что-то от чувственности Кезаи, которая передала ей свою красоту и удивительные фиалкового цвета глаза.
Но вызвать Хани на откровенность было не так легко, как Кэтрин. Ту было видно насквозь, она могла смеяться и плакать одновременно. Кэтрин выражала свои чувства объятиями и поцелуями. Она могла посмеяться над чьей-нибудь неудачей и тут же раскаяться, увидев, что человек обиделся. Как отличалась от нее Хани! Я знала, что должна быть особенно внимательна к ней, и всегда прилагала максимум усилий, чтобы показать Хани, что люблю ее так, как и Кэтрин. Это радовало меня и в то же время немного тревожило. Она была такой необузданной и страстной!
Сейчас меня беспокоило то, что по мере того, как они подрастали, все явственнее проявлялись их характеры. Казалось, что чем больше обожания Кэтрин выказывала Бруно, тем больше неприязни проявляла к нему Хани. Они были молоды, и ни одна из них не скрывала своих чувств.
Я решила, что нужно поговорить об этом с Хани, и однажды утром попросила ее помочь мне собирать цветы. «Я становлюсь похожа на свою матушку из-за своей привязанности к дому», — подумала я. Но домашние заботы не обременяли меня. Я рвала цветы и размышляла о том, что происходит при дворе, и как это отразится на нашей жизни.
— Хани, — спросила я, — Кэтрин часто рассказывает тебе о своем отце?
— Последнее время она ни о чем больше и не говорит. Иногда мне кажется, что она просто не слишком умна.
— Хани, дорогая, — ответила я, и, как сказала бы Кэтрин, мой голос прозвучал неестественно добродетельно, — разве это плохо, если дочь обожает отца?
— Да, — ответила Хани, — если он не стоит обожания.
— Мое дорогое дитя, ты не должна говорить так. Это неблагодарно по отношению к…
— А почему я должна быть ему благодарна?
— Ты всю жизнь прожила под его крышей.
— Я считаю, что жила под твоей крышей. Он не хотел, чтобы я росла в Аббатстве. Мне позволили остаться здесь только потому, что ты настояла на этом. Я все знаю. Я хожу в лес к своей прабабушке.
— И она рассказала тебе об этом?
— Она умная женщина, мама, правда, иногда говорит загадками. Мне хотелось бы узнать, почему? Может быть, потому, что если мудрецы станут говорить понятно, мы будем знать так же много, как и они?
— Может быть. Бабушка сказала, что мне нужно знать правду. Я думаю, что моя жизнь была бы совершенно иной, если бы не ты.
— Милая Хани, моя радость и утешение!
— Я всегда старалась, чтобы это было так, — пылко ответила она.
— Мое благословенное дитя, помни, что ты моя дочь.
— Но приемная. Расскажи мне о моей матери.
— Разве прабабушка не рассказывала тебе о ней?
— Я хотела бы услышать это и от тебя, ведь все люди видят по-разному.
— Твоя мать была веселая и красивая… как ты.
— Значит, я похожа на нее?
— Нет, ты еще красивее.
— Она не вышла замуж за моего отца. Ведь он пришел, чтобы распустить Аббатство. Каким он был?
— Я видела его лишь мельком.
— Но моя мать влюбилась в него, и родилась я.
Я лишь кивнула, потому что не могла рассказать Хани ужасную правду.
— Я сестра Бруно, — промолвила она. — Моя прабабушка рассказала мне об этом. Она сказала: «Вы оба мои правнуки». Когда я услышала об этом, то не поверила. Моя прабабушка говорит, что именно поэтому он меня и ненавидит. Он предпочел бы не видеть меня.
— Он не верит этому, потому что не может согласиться с тем, что твоя мать была и его матерью.
— Он считает себя святым, — рассмеялась Хани. — Но разве святые беспокоятся из-за того, что думают о них люди?
— Он считает, что на него возложена великая миссия. Он дал приют людям, которые живут в Аббатстве.