— Я отдала бы все, чтобы убежать от этих негодяев, которые захватили нас.
— Перестань думать о Джейке Пенлайоне, — произнесла она. — Он умер для тебя.
Я закрыла лицо руками, потому что я не могла видеть Хани.
Но именно она позже успокоила меня.
* * *
Капитан на самом деле был истинным джентльменом. Когда мы обедали вместе, он беседовал с нами, расспрашивая об Англии. Он вполне тактично поведал нам о своей непричастности к набегу на Труинд. Он только выполнял приказы. Ему следовало привести корабль к побережью Девоншира, где он должен был принять женщину и доставить ее в указанное место. Он только выполнял свой долг и не участвовал в самом похищении. Да и, во всяком случае, трудно было представить, чтобы он делал что-нибудь в этом роде.
Узнав об этом, мы стали относиться к нему со всем дружелюбием.
К Хани он питал особо сильную привязанность. Я думаю, что он влюбился в нее.
С тех пор как он узнал, что она беременна, он постоянно беспокоился о том, чтобы она была окружена заботой.
Однажды она спросила его, не знает ли он, жив ли ее муж, хотя, как ей казалось, шансов на это не было. Он ответил, что не знает, но расспросит тех, кто был в доме во время налета.
Несколько дней спустя он сказал ей:
— Ваш муж, скорее всего, не смог спастись.
Хани кивнула тихо, безнадежно. Меня же обуревали иные чувства. Я жаждала мести. Этот добрый хороший человек умерщвлен разбойниками и пиратами!
Хани взяла мою руку. Она напомнила мне, чем мы обязаны капитану. Мы находились под его защитой и могли только гадать, что случилось бы с нами без него.
Я вспомнила все и успокоилась. Но в моем сердце поселилась смертельная печаль, и я от всей души жалела Эдуарда.
* * *
Затем мы попали в шторм. Я уверена, что мы никогда не были так близки к смерти, как сейчас, в этом разбушевавшемся море. Наш галион был громадным кораблем и обладал прекрасными мореходными качествами. Он гордо и достойно разрезал воды. Но даже он содрогался от яростных атак бешеных волн.
Весь день ветер гнал белые барашки волн. Мы слышали взволнованные голоса матросов, опускающих паруса и задраивающих амбразуры и люки.
Капитан велел нам пойти в его каюту и оставаться там. Качаясь, мы спустились вниз. Было трудно удержаться на ногах, а скамейки, на которых мы обычно сидели, кидало от одного борта к другому.
Дженнет вцепилась в меня. Ее любовник занимался делом. У него не было времени заботиться о ней.
Она была напугана.
— Мы погибнем, госпожа? — спросила она.
— Я не сомневаюсь, что капитан спасет корабль и нас, — успокоила ее Хани.
— Умереть… без отпущения грехов, — причитала Дженнет. — Это ужасно…
— Не думаю, что у тебя много грехов, Дженнет, — вмешалась я.
— Но они есть, госпожа. И они страшные.
— Чепуха, — возразила я. — Думаю, мы выпутаемся.
— Капитан велел нам оставаться здесь, — сказала Хани.
— Мы умрем, как крысы в западне.
— Что же нам остается делать? — настаивала Хани.
— Что-то надо предпринимать. Пойду посмотрю.
— Останься, — попросила Хани.
Я посмотрела на нее. Теперь было совершенно ясно, что она беременна. Затем я взглянула на Дженнет, напуганную тем, что умрет без отпущения грехов, и властно приказала:
— Оставайся здесь, Хани, с Дженнет. Позаботься о госпоже, — добавила я, обращаясь к Дженнет.
Они уставились на меня с удивлением, но я не могла сидеть сложа руки в ожидании смерти.
Меня кидало из стороны в сторону, пока я пробиралась по палубе. Галион скрипел, борясь со стихией. К счастью, я находилась на подветренной стороне, иначе меня смыло бы за борт. Было глупо выходить на палубу вопреки приказу капитана, но оставаться в наполненной грохотом каюте оказалось выше моих сил. Дождь нещадно хлестал по палубе, ветер трепал корабль, как собака крысу. Я насквозь промокла, так как волны захлестывали судно. Палуба была скользкой и опасной. Выходить из каюты граничило с безрассудством. И, хотя я предпочла свежий воздух трюму корабля, тем не менее, оставаться здесь было вдвойне опасно.
Я рухнула на человека, который одной рукой пытался удержать ящик с инструментами, а другой — фонарь.
Он не узнал меня в темноте, должно быть, подумал, что я юнга, и прокричал что-то, очевидно, чтобы я взяла фонарь. Я так и сделала и, спотыкаясь, последовала за ним.
Я спустилась за ним внутрь корабля. Здесь было ужасно. Я убежала от рева ветра и потоков дождя, чтобы очутиться в затхлом зловонии: везде стоял запах прогорклой пищи, а раздававшийся скрип и треск корабля, казалось, говорили о его страданиях от грубости стихии и о том, что он не сможет продолжать путь, если эта пытка не кончится. Корабль дал течь, и матросы работали на помпах. В свете фонаря их лица выделялись бледными пятнами.
Я стояла с высоко поднятым фонарем. Человек, который привел меня сюда, оказался помощником плотника. Он пришел, чтобы отыскать течь и, насколько возможно, заделать ее.
Проклятия кораблю и морю, мольбы о спасении слились воедино.
Я смотрела на людей, которые изо всех сил откачивали воду. Пот струился по их лицам.
Они громко ругали друг друга по-испански, который я немного стала понимать.
Умоляя Божью Матерь заступиться за них, они не бросали работать.
Среди них я увидела Ричарда Руккела.
Он тоже заметил меня и, как показалось мне, улыбнулся так печально, словно раскаивался в своем поступке.
Я ответила презрительным взглядом, который припасла для него, а потом подумала, что, может быть, это наш последний час на земле и следует постараться понять, что заставило его обмануть нас.
Я слегка улыбнулась ему, и выражение облегчения появилось на его лице. Кто-то закричал, чтобы я не опускала фонарь. Я поняла и снова высоко подняла его.
У меня было ощущение, что этот кошмар длился вечность. Мои руки ныли от тяжести фонаря, но, по крайней мере, это было лучше, чем бездействие. Казалось, галион, как человек, обрел второе дыхание. Он получал страшные удары и противился им. В этот момент я поняла, какие чувства испытывал Джейк Пенлайон к «Вздыбленному льву». Он любил этот корабль так сильно, как только мог. И сейчас, увидев, как галион борется за жизнь, я смогла понять это.
Два юнги спустились к помпам, и один из них узнал меня, — я услышала, как он сказал что-то о сеньорите.
Один из моряков подошел и пристально посмотрел на меня. Упавшие на спину мокрые волосы выдали меня.
У меня забрали фонарь и подтолкнули к трапу.
Слышались только ритмичные звуки помпы. Плотники заделывали щели корабля тонкими свинцовыми полосами и забивали паклю в дыры, через которые шла вода.