— Ты… хорошо ее знаешь?
— О, очень хорошо.
— Ты имеешь в виду?..
— Вот именно.
Он сразу изменился: нежности как не бывало, только резкая раздражительность — первый раз после рождения Коннелла. Я почувствовала, что он раздражен упоминанием о его первом браке.
— Значит, она и ты?..
— Ну, хватит, что с тобой? Я знал многих женщин! Ты думаешь, Пейлинг что-то вроде монастыря, а я — монах?
— Я, конечно, не думала так… но наши гости…
— Ты должна уже стать взрослой и не быть глупой маленькой Линнет, чирикающей в своей клетке, думая, что в ней есть мир! Некоторые из мужчин устроены определенным образом, так и должно быть. Мне никогда в голову не приходило одному лечь в постель.
— Значит, это ревность заставила ее?..
— Не знаю. Без сомнения, у нее теперь будет другой любовник. Какое это имеет значение? Я устал от этого разговора!
— Я хочу знать о твоей первой жене, Колум.
— Не сейчас, — резко сказал он.
* * *
Потом я вернулась к этому разговору. Гости разъехались, мы были в детской. Мы отпустили няню и были одни с ребенком, который лежал в колыбели. Колум качал ее, а ребенок смотрел на отца, не отрываясь. Трогательно было видеть, как этот большой мужчина качает колыбель, и меня охватило глубокое волнение. Я была бы совершенно счастлива, если бы не одно обстоятельство. Я знала, что у него раньше были любовницы. Этого следовало ожидать, но я не могла забыть его первую жену. Я хотела знать хоть что-то об этом браке: любил ли он ее, чувствовал ли себя одиноким, когда она умерла? Почему он так не хотел говорить о ней? Или он просто не хотел возвращаться к тому, с чем было покончено?
— Колум, — спросила я, — думаю, я должна знать о твоем предыдущем браке?
Он перестал качать колыбель и посмотрел на меня в упор. Я быстро продолжила:
— Меня смущает, что люди говорят об этом, а я ничего не знаю об этом. Я думаю, что теперь к нам будут приезжать чаще, и делать из этого тайну…
— Никакой тайны нет, — сказал он. — Я женился, она умерла — и все, никакой таинственности!
— Сколько… вы были женаты?
— Кажется, около трех лет. Он нетерпеливо повел плечами, но рука осталась лежать на колыбели.
— И потом она умерла… Как она умерла, Колум?
— При родах.
— И ребенок с ней?
Он кивнул. Мне стало жаль его. Я подумала о его страданиях: он так хотел сына, а она умерла и ребенок с ней.
Я молчала, и он сказал:
— Допрос окончен?
— Извини, Колум, но я считала, что должна знать. Так странно слышать о своем муже от других…
— Все в прошлом, не надо думать об этом.
— Разве можно подобное… часть жизни просто выбросить из головы?
Его брови взметнулись вверх, он рассердился.
— С этим покончено, говорю тебе, и хватит об этом!
Мне надо бы было замолчать, но я не могла:
— Ты должен думать о ней, Колум, иногда. Это же была часть твоей жизни.
Он отпустил колыбель, встал и подошел ко мне. Я думала, что он меня ударит. Вместо этого он взял меня за плечи и тряхнул.
— Я доволен тем, что у меня сейчас есть, — сказал он. — У меня есть жена, которая мне нравится, может доставить мне удовольствие и сама найти его: до этого я так не чувствовал. Более того, она дала мне этого мальчика! Я ни о чем не жалею, если это привело меня к сегодняшнему дню. Слушай, я доволен, и, если бы этого не было, я сказал бы тебе. Я ничего… ничего другого не хочу, так и решим!
Я подошла к колыбели. Колум встал по другую сторону от нее, глядя на меня и сына. И мое сердце восторжествовало. Какое имело значение то, что он раньше был женат, что он был любовником леди Элис? Такой мужчина не сможет подавить своего желания, а оно всегда будет неистово. И опять я подумала о своем отце: двое мужчин в моей жизни, кого я истинно любила. Странно, что они должны были быть одного типа, но они подходили для таких женщин, как я и матушка. Мы нуждались в таких мужчинах, и было приятно сознавать, что им нужны такие женщины, как мы.
Я инстинктивно поняла, что его первая жена была слишком кроткой, что он никогда не заботился о ней так, как обо мне. Он говорил мне это, и я не могла не чувствовать удовлетворения.
Но это было еще не все. Остальное я узнала от Дженнет. Она была той разновидностью женщин, которых можно взять с одного места и очень легко поместить в другое, как растение, которое так хочет расти, что буйно разрастается на любой почве. За короткое время, что она была в замке Пейлинг, она не только приобрела любовника, но и завела дружбу с другими слугами и вела себя так, будто прожила в замке целую жизнь. У нее было доброе сердце, щедрое во всем, не только в своих привязанностях, и в ней было что-то привлекательное. Я думаю, в глубине своего сердца матушка так и не простила Дженнет связи с моим отцом. В конце концов, большое напряжение — иметь в своем доме незаконнорожденного сына мужа, да еще его мать! То же самое и с Ромелией. Матушка была необычная женщина! Я думала, а как бы я себя чувствовала, если бы Колум привел в дом своих любовниц с отпрысками? Однако, вернемся к Дженнет это она сообщила мне потрясающее известие.
Теперь Дженнет была няней Коннелла: я доверяла ей больше, чем всем остальным, и я знала, что она любит детей. Конечно, она могла избаловать мальчика, но, думаю, мы все могли это сделать.
Однажды она, как всегда, хлопотала над ним и среди прочей болтовни сказала:
— Я думаю, ты — весь мир для своего отца, малыш! О да, конечно, он так считает, это же видно! И ты знаешь, да, знаешь!
Я улыбалась, глядя на них, и думала о том, как Дженнет была молода, когда родила Жако, и как она, должно быть, любила его.
Потом она сказала:
— Мальчики! Отцы всегда хотят мальчиков! Капитан такой же: все для своих мальчиков! То же самое и с хозяином: для него должно быть ужасным разочарованием…
— Что, Дженнет?
— Ну, когда он не мог получить сына от первой жены. Недостатка в попытках не было, но его все время ждало разочарование.
— Кажется, ты много знаешь о любовных делах хозяина? — заметила я.
— Об этом говорят на кухне, госпожа: что она была больна, бедняжка, и хозяин не был с ней столько времени, как с вами.
— Дерзкие слуги! — сказала я, но не смогла подавить торжества.
Я подумала, что через Дженнет и слуг смогу узнать больше, чем от Колума. Меня одолевало любопытство но отношению к моей предшественнице, и я не видела ничего плохого в невинных расспросах. Видя мой интерес, Дженнет рада была поделиться: ничего она так не любила, как сплетни.
— О да! — говорила Дженнет. — Она была робкой, бедняжка, боялась собственной тени! Хозяин, говорят, хотел такую жену, которая не пасовала бы перед ним, вот как вы, госпожа. Они говорят, что вы — как раз для него, а эта бедная леди боялась всего: замка, призраков, всяких вещей и больше всего самого хозяина.