— Я купил дом, который многие века принадлежал вашей семье. Над камином висит герб Клейверингов. Очень красивый. Ваш род жил в Оуклэнд Холле с 1507 года, пока не появился грубиян Хенникер и не забрал его, причем без драк, дуэлей и осады, а просто при помощи денег!
— Если Клейверинги так любили имение, то должны были сохранить его, а вам, мистер Хенникер, пришлось рисковать, чтобы получить Оуклэнд. И я этому рада.
— Странные слова из уст Клейверинга, — сказал он. — Но вас зовут Опал.
— Непонятно, почему мне дали это имя. Я родилась в Италии. Наверное, мама тогда была другой.
— Люди меняются, — заявил мистер Хенникер. — Иногда кардинально. К сожалению, у меня назначена встреча на половину пятого, так что пора расставаться. Надеюсь, мы снова встретимся.
— С удовольствием, мистер Хенникер.
— Давайте завтра, в этом же месте и в то же время.
— Буду очень рада.
— Нам есть о чем поговорить. Значит, до завтра.
Я наблюдала, как он ехал на кресле к дому, а потом, пребывая в отличном настроении, побежала на мостик. Остановившись на нем, я представила себе дом, который прятался за деревьями, и мистера Хенникера, зовущего Бэнкера и улыбающегося, потому что одна из Клейверингов стала его другом.
«Он обожает приключения, — решила я. — И я тоже».
Я пыталась спрятать распиравшие меня чувства, но Мэдди все мгновенно заметила, сказав, что я напоминаю либо собаку с двумя виляющими хвостами, либо кошку, стянувшую сметану.
— Что-то вы слишком довольны собой, — подозрительно заметила она.
— Просто день хороший, — миролюбиво объявила я.
— Значит, близится гроза, — фыркнула Мэдди.
Ее замечание рассмешило меня. Если кто-нибудь узнает, что я разговаривала с нашим заклятым врагом и договорилась о новой встрече, разразится страшный шторм.
Но я с трудом дождалась завтрашнего дня.
Мистер Хенникер ждал меня в условленное время. Он любил поговорить, а я с огромным удовольствием слушала его рассказы. Новый хозяин Оуклэнда поведал мне, как в молодости жил в столице.
— Лондон! Какой город! Я никогда не забывал о нем, куда бы ни забрасывала судьба, — рассуждал он. — Хотя с пребыванием там связаны и тяжелые воспоминания. Не хватало денег, хотя есть семьи и победнее. К счастью, я рос единственным ребенком у родителей. Мама не могла больше иметь детей, может, это было благословением свыше. В начальной школе я научился читать и писать, а в средней — усвоил науку выживания. Я оставил учебу в двенадцать лет и смело ринулся в бой. К тому времени умер отец. Он всегда сильно пил, так что потеря оказалась невелика. Я сумел содержать маму в комфорте, к которому она не была приучена раньше.
Я не могла понять, почему новый знакомый так много рассказывает о себе, но его актерские способности пришлись мне по душе. Хенникер не просто излагал события, а изображал их, постоянно манипулируя голосом. Передразнивая продавца жареной картошки, он смешно морщил лицо и кричал:
— Хрустящая и горяченькая! Всего за два пенни! Заполняйте желудки и грейте руки!
Потом он опять становился самим собой:
— Вам, мисс Джессика, я сейчас кажусь вульгарным, но во времена моего детства именно так разговаривали на лондонских улицах. Что за жизнь! Ее вроде и не замечаешь, а потом не можешь забыть, будто воспоминания стали твоими плотью и кровью. Полюбив Лондон единожды, о нем никогда не забываешь.
Затем Хенникер изображал продавщицу апельсинов, торговцев булавками и швейными принадлежностями:
— Всего пять шиллингов, совсем мало! — распевал он.
В те времена город заполняли зеленщики.
— Все из-за обилия огородов, расположенных за Портлэнд Плейс. Овощей тогда росло предостаточно.
И Хенникер с энтузиазмом копировал крики продавцов.
— Когда я рассказываю об этом, то все вспоминаю заново. Особенно Пасху. Пятницу я всегда называл Днем Свежих Булочек. Именно о них я мечтал с самого утра.
Тут он запел:
— «Покупайте булочки за пенни, господа! Если дочери не будут есть их, найдутся сыновья…» Мы распевали эти куплеты таща подносы с горячими булочками на голове.
Этот человек завораживал, подобных ему я никогда не встречала. Хенникер говорил только о себе, но меня такая озабоченность собственной персоной не беспокоила. Я впервые получила возможность заглянуть в незнакомый мир и радовалась предоставленному случаю.
— Мне было суждено заработать большие деньги, — продолжал хозяин Оуклэнда. — Знаете о Мидасе? Все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в золото. Когда-нибудь слышали о нем, мисс Джессика? То же самое происходило и со стариной Беном Хенникером. Когда я играл в монетку с продавцом пирожков, то он чаще всего называл решку, а выпадал орел. Так я выигрывал пирог и сохранял свой счастливый пенни. Другие постоянно проигрывали, но только не я. Мне всегда везло, потому что я умел рассчитывать и начал с продажи того, в чем больше всего нуждались люди. Я старался доставлять все лучшего качества и, если возможно, дешевле, чем остальные торговцы. Замысел ясен? Уже в четырнадцать я продавал и покупал с приличной выгодой. Одно время у меня даже была своя кофейня. Потом мне пришло в голову печь пряники различной формы — лошадки, собачки, девочки, мальчики, арфы… Даже в виде самой королевы с короной на голове. Тут мне почудилась золотая жила. Мама пекла их, а я продавал… Мы прилично заработали и завели собственный магазинчик на улице Ратклифф, причем отличный. Дело разрасталось, и семья богатела. Но потом умерла моя матушка. Внезапно. Упала замертво в кухне, где пекла пряники.
— И что вы предприняли потом?
— Завел подружку, но неудачно. Красивую, как картинку, но со спесивым характером. Она не умела делать формы и печь. Дела пошли худо, и девчонка бросила меня. В семнадцать я нанялся конюхом в богатый дом. Однажды хозяева отправились к друзьям в провинцию. Я должен был сопровождать их сзади на карете и, когда та останавливалась, соскакивать и открывать дверь, чтобы дамы не замазали грязью свои юбки. В то время я выглядел очень симпатично. Да еще в ливрее! Темно-синей с серебром. Девушки глаз с меня не сводили, честное слово. Так вот, однажды мы отправились в имение и остановились в деревне Хартингмонд. Замок назывался Оуклэнд Холл.
— Вы приехали к Клейверингам!
— Вот именно. Но не как гость, а как слуга. Я никогда не видел такого дома. Мне он показался невероятно красивым. Я отправился в конюшню, чтобы присмотреть за лошадями, и поговорил с местными слугами, но они слишком задирали нос.
— Как интересно! — воскликнула я. — Это было много лет назад?
— Задолго до вашего рождения, мисс Джессика. Тогда мне только стукнуло восемнадцать. Много воды утекло с тех пор. Как вы думаете, сколько мне лет?
— Вы старше Ксавьера, и намного… Но кажетесь значительно моложе.