— Здесь будет лучше маленькому ангелу! Они всегда капризничают, когда становится холодно.
Мне становилось не по себе, когда она говорила о кукле, как о настоящем ребенке, но я вежливо заметила:
— Милая детская!
Лицо Флоры просияло, но тотчас же приняло озадаченное выражение.
— Она не такая, к какой мы привыкли…
Я догадалась, что она вспомнила о детской в Сент-Оби-не, где нянчила настоящего Криспина. Пытаясь как-то поддержать разговор, я огляделась и заметила на стене маленькую картинку. На ней были изображены семь птиц, сидящих на скале. Похоже, что картинку вырезали из книги и вставили в рамку; подойдя поближе, я прочла надпись под картинкой: «Седьмая для тайны».
— Как? — воскликнула я. — Это же семь сорок!
Флора оживленно кивнула, забыв о детской в Сент-Обине.
— Вам она нравится? — спросила она.
— Это, должно быть, картинка к стишку о семи сороках! Я его когда-то учила. Как же там? Сейчас вспомню:
Семь сорок на скале сидят,
Семь сорок со скалы глядят.
Одна для ночи,
Другая для дня,
Третья для всех,
Четвертая для меня,
Пятую помню,
Шестая забыта,
Седьмая для тайны…
Флора следила за мной и закончила:
— …Что не должна быть раскрыта.
— Правильно, теперь я вспомнила!
— Это сделала Люси, — произнесла она и любовно дотронулась до рамки.
Она вставила ее в рамку, да?
Флора кивнула.
— Седьмая — для тайны, чтобы ее никогда не раскрыли. Она никогда не должна быть раскрыта… Никогда, никогда… никогда. Вот что говорят птицы!
Разглядев картинку поближе, я заметила:
— У птиц здесь довольно злое выражение.
— Это потому, что здесь есть тайна. О Господи, он просыпается! — она подошла к кроватке и взяла куклу на руки.
Все это становилось нереальным. Мне захотелось побольше узнать о Флоре и выяснить, что скрывалось за этими странными иллюзиями. Мне было интересно, вернулась бы она в нормальное состояние, если бы смогла понять, что кукла — всего лишь кукла, а тот, кого она считает младенцем, теперь уже взрослый человек. Мне захотелось уйти от этой нереальности, и я услышала свой собственный голос:
— Мне пора идти. Дорогу я найду!
Спускаясь по лестнице, я к своему ужасу услышала внизу голоса. Увлекшись разговором с Флорой, я не заметила, как кто-то вошел.
— Флора! — это был голос Люси. Она была явно поражена, увидев, что я спускаюсь по лестнице.
— Я была с мисс Флорой наверху, — заикаясь, промямлила я.
— О… это она пригласила вас сюда, не так ли?
— Она… показывала мне детскую, — замялась я. Люси, по-моему, рассердилась. Тут в холл вошел Криспин Сент-Обин.
— Это племянница мисс Кардинхэм, — представила меня Люси. — Флора пригласила ее.
Он кивнул в мою сторону.
— Я ухожу!
Люси проводила меня до передней двери, и я помчалась прочь. Какой это был странный день! Я не переставала думать о семи сороках. У тех птиц был довольно зловещий вид. Люси, очевидно, вырезала эту картинку из книжки и вставила в рамку для Флоры, может быть, для того, чтобы заставить ее не забывать о тайне, которую надо хранить? У Флоры ум ребенка. Ей, наверное, надо часто напоминать о некоторых вещах. Вероятно, это картинка из книги, которую флора любила в детстве, и Люси воспользовалась ею, чтобы о чем-то напоминать сестре.
«Во всяком случае, это очень интересно», — думала я, торопясь домой к любимой тетушке Софи.
Несколькими днями позже я узнала о тетушке Софи нечто, о чем раньше не подозревала. В Роуэнзе небольшая комнатка примыкала к спальне тетушки. Это, должно быть, была гардеробная, но она ее использовала как кабинет. Мне надо было поговорить с тетушкой по какому-то заурядному вопросу, и Лили посоветовала мне поискать ее в кабинете, где она, может быть, приводит в порядок шкаф. Я поднялась и постучала в дверь спальни, но не услышав ответа, открыла дверь и заглянула.
Дверь в кабинет была открыта.
— Тетя Софи, — позвала я.
Она вышла и остановилась на пороге. Я никогда не видела ее такой печальной, на ее ресницах блестели слезы.
Что случилось? — испугалась я.
Она некоторое время была в замешательстве, а потом ответила.
— Нет, ничего… Просто я глупая старуха. Я писала письмо человеку, которого знала в прошлом.
— Простите, что помешала. Лили сказала, что вы, наверное, приводите в порядок свой шкаф.
— Да, я действительно сказала, что собираюсь это сделать. Ну, проходи же, дорогая. Тебе пора узнать. Я вошла в кабинет.
— Садись. Я писала твоему отцу!
— Моему отцу?
— Я иногда переписываюсь с ним. Я хорошо его знала, видишь ли… когда была моложе.
— Так где же он?
— В Египте. Служил в армии, но бросил. Я писала ему много лет; это давняя история, — тетушка Софи неуверенно посмотрела на меня, но потом, кажется, приняла решение. — Я познакомилась с твоим отцом первая… раньше, чем твоя мама. Это было на одной из домашних вечеринок. Мы очень подружились с самого начала. Его пригласили в Сидер-Холл. Там он и увидел твою маму. Ей тогда было восемнадцать лет, и она была очень красива. Ну, он и влюбился в нее.
— Но он же ее бросил!
— Это произошло позже. Жизнь у них не наладилась. Он был веселым светским человеком. К тому же, не созданным для оседлой жизни. Попивал… не слишком, но, вероятно, приближался к этому. Играл. Любил женщин. Он не очень серьезный человек. Они расстались примерно через год после твоего рождения. Был развод, как ты знаешь. Другая женщина, но и с ней жизнь не пошла, хотя он и женился на ней…
— Он, кажется, не очень надежный человек?
— В нем масса обаяния, и это затмевает все!
— Понятно. И вы ему пишете?
— Да, мы всегда были хорошими друзьями.
— Вы хотите сказать, что он мог жениться на вас, вместо моей мамы?
Тетушка Софи только печально улыбнулась.
— Он явно предпочел жениться на твоей маме!
— И вы могли быть моей мамой?
— Полагаю, в таком случае, и ты не была бы тем, кто ты есть сейчас! А ведь нам не хотелось бы ничего менять, не так ли?
Она смеялась надо мной…
— Не знаю. Вероятно, тогда я не выросла бы такой некрасивой!
— О, чепуха! Твоя мама была очень красивой женщиной, а я всегда состояла при ней сестрой-дурнушкой!