Я была готова заплакать, и Луиза внимательно наблюдала за мной. Она была очень серьезной маленькой девочкой, и думаю, что она не приняла полностью истории о том, что происходило.
— Ты не уйдешь, да? — спросила она.
Я покачала головой и сказала, что никогда не уйду.
Шли дни. Каждое утро я просыпалась и спрашивала, не последний ли это мой день на земле, и каждую ночь, ложась на свой соломенный тюфяк, думала о том, доживу ли до следующего дня.
Я пыталась продолжать вести уроки. Я придумывала игры, в которые мы могли играть. У нас были игры-загадки, и я постоянно пыталась придумать новые варианты старых игр. Алан часто капризничал. Он хотел пойти в сад. Ему трудно было объяснить. Луиза, я думаю, понимала, что мы действительно находимся в опасности, она была разумной маленькой девочкой.
Айя часто навещала нас. Было совершенно естественно, что она приходила к своему брату. Она приносила новости о происходящем.
Перебившие своих офицеров сипаи были теперь армией и находились в Дели. Более того, Бахадур Шах был восстановлен. Все должны были выражать почтение королю. Англичане были выброшены из Дели. Найденные на улицах были немедленно убиты. Теперь Индия была для индийцев. Великий Нана Сагиб, который носил то же имя, что и наш Большой Хансам, промаршировал через Ауд в Северо-Западные провинции, проповедуя восстание и необходимость сбросить иностранное иго. Вспышки имели место в Лахоре и Пешаваре. Салар сказал, что англичане скоро будут выброшены из Индии.
Я не верила, что мои соотечественники позволили бы так легко себя выбросить, и оказалось, что сэр Джон Лоуренс вооружил сикхов и с их помощью обуздал сипаев. Пенджаб оставался верным англичанам, и прошел слух, что сэр Джон Лоуренс посылает армию для освобождения Дели.
Я поняла, что мы были в крайней опасности и что, если любой мужчина, женщина или ребенок европейского происхождения будет найден на улице, он будет немедленно убит.
Я посвятила себя полностью заботе о детях. Я должна была поддерживать их хорошее настроение и продолжать заниматься с ними. Я уделяла им все свое внимание; это был единственный способ оградить себя от тех ужасных воспоминаний.
Я бы хотела никогда не видеть, что произошло с Лавинией. Меня бы глубоко потрясло, если бы я просто услышала, что она была убита так же, как и тысячи других, но вспоминать о том, что мне довелось увидеть, как она умерла, казалось, было свыше моих сил.
Дети были счастьем для меня. При сложившихся обстоятельствах было благом, что мы могли скрыться в этом доме. По крайней мере, мы не были подвергнуты опасности, как раньше. У Луизы было стойкое чувство страха. Временами она подходила и стояла рядом со мной без всякой видимой причины. Я понимала. Она была достаточно взрослой для того, чтобы осознавать, какое опасное время мы переживаем. Она льнула ко мне и к айе. Я знала, что, когда айя была не с нами, она очень тревожилась.
Они были чудесные люди, эти двое… айя и ее брат, Я полностью доверяла им; верность айи, честность Салара были примером для всех нас.
Я очень хотела знать о Фабиане и Дугале. Где они? Я догадывалась, что, по крайней мере, Фабиан должен бы быть где-то в самом центре беспорядков, Я страстно ждала новостей о нем. Ночью, лежа на своем соломенном тюфяке, я думала о нем, и поскольку чувствовала, что жизнь такая неопределенная, а смерть постоянно бродит у каждой двери, я прямо смотрела в лицо своим чувствам.
Я стремилась быть с ним. Время, проведенное с ним, было самым светлым в моей жизни. Я любила размышлять над эпизодом, когда он посчитал меня своим ребенком и взял к себе. Он всегда мог бы держать меня около себя. Как это изменило бы всю мою жизнь! Я думала о нем, каким он был, растянувшемся на небольшом диване… с Лавинией, стоящей перед ним на коленях с кубком вина, в то время как я обмахивала его веером из павлиньих перьев мисс Люси.
Затем в моей памяти вспыхнула та страшная сцена… вид окровавленных перьев веера, который Хансам подарил Лавинии. Как странно, что имелся еще один веер из перьев, преследующий меня. Когда он подарил Лавинии этот веер, она поверила, что это означает с его стороны раскаяние. Как мало она поняла. А это означало, что на нее надвигается несчастье… месть за то, что она пренебрегла им.
Я должна была переключиться на другие мысли. Я говорила себе, что Фабиан спасет нас. Я молилась, чтобы он все еще был жив и чтобы я вновь поскорее увидела его.
Я должна была посмотреть правде в лицо. Он был для меня более важен, чем я смела признать; но какой был сейчас смысл обманывать себя? Почему не признать, что он полностью завладел мною? Это продолжалось еще с тех пор, когда мы были детьми. Я полагала, что была влюблена в него. Я всегда была, как меня называют, благоразумной девочкой. Это признавала даже леди Харриет. Разве не послала она меня завершать образование во Францию — что никогда не мог позволить себе мой отец — с целью присматривать за Лавинией?
И я присмотрела за ней. Я пережила с ней эту трудную ситуацию, которая, если бы нам не повезло, могла бы разрушить ее надежды на грандиозное замужество. Это было то, о чем не знала леди Харриет, но я была уверена, что, если бы она знала, она одобрила бы мои действия.
Я была благоразумной девушкой. Я должна продолжать оставаться благоразумной. Именно потому, что я была слишком нервничающей… именно потому, что узнала что-то более ужасное, чем могла вообразить, я не должна была позволить этому лишить меня присутствия духа.
Пришла айя сообщить мне новости. Что-то происходило. Англичане наступали на Дели, и весь город был охвачен ужасом.
— Будьте очень осторожны, — сказал Салар. — Вас не должны найти.
Мы ждали. Изменится ли наша жизнь? Проходили недели. Действительно ли вскоре должно было что-то произойти?
В жаркий июньский день была предпринята попытка взорвать ворота города. Возможно, Дели будет взят. Тогда я, может быть, смогу увидеть Фабиана. Тем не менее, этого не произошло. Народ поднялся, полный решимости удержать город. Сипаи были хорошо обучены, и были храбрыми солдатами; они не могли не сражаться смело и искусно, поскольку сражались за Индию.
Когда попытка провалилась, наступило горькое разочарование.
Но это, конечно, не было концом.
Последовали еще более длительные недели ожидания и предположений, размышлений, не является ли каждый день нашим последним.
Мы пришли в дом Салара в мае, и только в сентябре Дели был взят сикхами и англичанами.
Было все еще опасно выходить. Борьба продолжалась на улицах, и любой человек, не похожий на индийца, мог быть убит.
Но вернулась надежда. Вскоре что-то должно было произойти. Луиза ожидала этого.
— Теперь моя мама вернется? — спросила она.
— Нет, Луиза. Она не может вернуться.
— А папа?
— Наверное.
— А мой дядя?
— Я не знаю. Они приедут, если смогут. Они хотели бы убедиться, что мы все в безопасности.