Мне нравится Гарри, даже если тебе нет, и почему бы ему не находить привлекательной меня?
— Если он ищет легкое любовное приключение, то я полагаю, что может.
— Да, просто легкое любовное приключение! Не говори об этом так презрительно. Что ты знаешь о таких приключениях?
— Ничего, и не хочу знать впредь.
— О, мы так целомудренны, не правда ли?
— Мы не так глупы, если это то, что ты имеешь в виду.
— Ладно, я думаю хватит говорить об этом, раз ты отказываешься быть снисходительной к тому, что действительно является огромным удовольствием. — Она прищурилась. — Однажды я заставлю тебя изменить свое мнение… вот увидишь.
Теперь я поняла, что она мне готовила. Она хотела, чтобы я нашла кого-то в ее светском окружении, кого-то, с кем завела бы легкое любовное приключение. Она хотела иметь кого-то, чтобы была возможность вместе похихикать, поболтать, поделиться опытом. Я действительно не могла понять, почему Лавиния так жаждала моего приезда, ведь она могла найти так много женщин в кругах армии и Компании, которые гораздо больше подошли бы для удовлетворения ее потребности в компаньонке.
Мне не нравился круг ее друзей: они казались мне поверхностными и не очень интересными. Но я наслаждалась своими встречами с Луизой, которая была восхитительным ребенком, интересующимся книжками в картинках, которые я с собой захватила; она любила, когда я рассказывала ей простые истории, и, когда я приходила в детскую, она спешила ко мне и, энергично приветствуя меня, зарывалась головой в мою юбку. Я уже полюбила этого ребенка.
Иногда айя сидела, наблюдая за нами, кивая головой и улыбаясь. Нас связывала общая любовь к Луизе.
Это произошло в саду, когда я однажды наткнулась на нее. У меня было такое чувство, будто она следовала за мной из дома и выбирала подходящий момент, чтобы заговорить со мной. В саду был бельведер — мое любимое место. Он выходил на прекрасную лужайку, в центре которой рос развесистый баньян.
Она приблизилась ко мне и сказала:
— Пожалуйста… могу я поговорить?
— Конечно, — ответила я. — Садитесь. Здесь ведь красиво? Как прекрасно это дерево… и трава такая зеленая.
— Она такая из-за частых дождей.
— Вы хотите поговорить о Луизе?
Она кивнула.
— Ей нравится учиться, — сказала я. — Одно удовольствие заниматься с ней. Я думаю, что она очаровательная малышка.
— Она для меня… как мой собственный ребенок.
— Да, — сказала я. — Я знаю.
— И теперь…
— И вы боитесь, что теперь появилась няня и вас отошлют?
Она жалобно посмотрела на меня широко открытыми глазами.
— Луиза, — проговорила она, — как мой ребенок… я не хочу потерять ее.
Я взяла ее за руку и сжала ее.
— Я понимаю, — мягко сказала я ей.
— Мисси Элис… она новая няня. Бедная айя… больше не будет.
— Дети вас любят, — успокоила я ее.
Ее лицо осветилось улыбкой, а затем вновь стало грустным.
— Мне скажут, — волновалась она, — мне скажут… уходить.
— И это огорчило бы вас.
— Очень огорчило, — повторила она.
— Почему вы говорите это мне? Вы думаете, что я могла бы это изменить?
Она кивнула.
— Мемсагиб графиня очень вас любит. Она слушает. Она очень счастлива, что вы приехали. Все время говорит: «Где мисси Друзилла?» — Она указала на меня. — Вы слушаете… а она не слушает. Я думаю, что она скажет: «Уходи».
— Я сделаю следующее. Я поговорю с ней и объясню, как любят вас дети. Я скажу ей, что лучше всего, чтобы вы остались.
Ее улыбка была ослепительной. Она встала, сложила руки вместе и наклонила голову как в молитве. Затем грациозно двинулась прочь, оставив меня пристально смотрящей на дерево баньяна, но не видящей ничего, кроме идущей к дому айи, которая всегда заботилась о Луизе, безумно любя ребенка, и которая собиралась быть преданной няней дорогому малышу — Алану. И затем вся эта любовь и забота должны были прекратиться из-за причуды леди Харриет. Леди Харриет ничего не знала об истинном положении вещей здесь и не могла бы понять любви, которая существовала между няней-индианкой и ее английскими подопечными.
Я воспользовалась первой же возможностью поговорить об этом с Лавинией. Она отдыхала перед подготовкой к вечеру, когда должны были собраться ее друзья. Мне уже приходилось несколько раз присутствовать на таких вечерах, где она грациозно представляла меня как свою подругу из Англии. Меня с любопытством разглядывали мужчины, которые, возможно, думали, что меня легко завоевать, но усилия, которые необходимо было потратить на соблазнение, вряд ли казались им стоящими; и когда обнаруживалось, что я всего лишь гувернантка и введена в их круг благодаря великодушию Лавинии, меня более или менее вежливо игнорировали. Такие вечера стали для меня одними из тех, присутствие на которых я, по возможности, старалась избегать.
Она лежала на своей кровати с ватными подушечками на глазах.
— Лавиния, — обратилась я к ней, — я должна сказать тебе пару слов.
— Разве тебе не сказали, что я отдыхаю?
— Да, но я все равно пришла.
— Что-нибудь важное? — Она сняла ватку с правого глаза и посмотрела на меня.
— Очень важное.
— Тогда скажи. Ты передумала и хочешь пойти на вечер? Хорошо. Надень розово-лиловую бухару. Это лучшее из того, что у тебя есть.
— Это не то. Сколько у тебя здесь занято слуг?
— Что за вопрос ко мне? Спроси Хансама. Это знает только он.
— Так много, что один человек не играет никакой роли.
— Я думаю, что ты права.
— Я хотела поговорить с тобой об айе.
— А что с ней? Она скоро уйдет.
— Я не думаю, что ей следовало бы уходить.
— Ладно, няня Филрайт захочет освободиться от нее, я уверена.
— Она не хочет.
— Она так тебе сказала?
— Да. Понимаешь, Луиза любит айю.
— О, дети любят всех.
— Это не так. Послушай, Лавиния. Эта айя находится с Луизой с самого ее рождения. Она многое значит для ребенка. Безопасность, стабильность. Можешь ты это понять?
У Лавинии появились признаки раздражения. Ей хотелось поговорить со мной о некоем капитане Ферримене, который определенно заставлял майора Пеннингтона Брауна ревновать.
Но я была непреклонной.
— Лавиния, для тебя не будет никакой разницы, останется здесь айя или нет.
— Тогда зачем меня из-за этого беспокоить?
— Потому что ты можешь все изменить для нее. Она самая несчастная женщина.