Мэри Джейн в недоумении воззрилась на кровать:
— Но… мадам… Я вовсе их не задергивала!
— А кто же мог это сделать?
— Но, мадам, ведь занавески не задернуты!
— Что же, по-вашему, мне померещилось, что они были задернуты? Разумеется, я сама их раздернула только что!
Я бросила на нее яростный взгляд, и она в испуге отпрянула:
— Я… я… их не касалась! Вы же всегда говорите, что не любите, когда они задернуты.
— Но кто же их закрыл? — повторила я свой вопрос.
— Да некому, мадам. Я всегда сама убираю ваша комнату, как велела миссис Грэнтли.
— Нет, наверное, все же вы их задернули, — повторила я, — иначе как это объяснить?
Мэри Джейн попятилась к дверям:
— Поверьте мне, мадам, я их не трогала!
— Вы просто забыли. Иначе быть не может.
— Нет, мадам, могу поклясться, не забыла!
— Забыли! — упрямо повторила я. — Можете идти.
Потрясенная Мэри Джейн ушла. До этого у нас с ней всегда были прекрасные отношения, и я никогда так резко с ней не разговаривала.
После ее ухода я осталась стоять, вперив глаза в дверь, и мне вспомнились слова тетушки Сары: «Вы сердитесь, потому что боитесь». Она была права. Вид задернутых занавесок напугал меня. Но почему? Что было в этом странного? Ответ долго искать не пришлось: задернутые занавески напомнили мне о зловещем ночном посетителе.
Но вообще-то занавески мог задернуть кто угодно! Скажем, кто-то хотел вытрясти из них пыль… а потом забыл раздвинуть? Почему Мэри Джейн боится признаться? Да потому, что она их не задергивала! Мэри Джейн прекрасно все помнит. Недаром я столько раз твердила, что не люблю спать, когда занавеси задернуты.
Меня охватила легкая дрожь. Мне вновь живо представилась та ночь: как я внезапно проснулась, как передо мной предстало это жуткое видение, как я ринулась за ним и наткнулась на стену из голубого шелка. Однако бояться нет причин. Это всего лишь неприятное воспоминание, оно-то и ввергло меня в испуг. Но тут же меня охватила тревога — неужели обо мне не забыли? Неужели после нескольких спокойных недель за меня берутся снова, и мне грозят новые страхи? Да, я сердилась, потому что была испугана, но я не имела права срывать гнев на Мэри Джейн!
Мне стало стыдно, и я кинулась к звонку. Мэри Джейн сразу же появилась на пороге, но ее лицо не сияло обычной улыбкой, и она смотрела в сторону.
— Мэри Джейн, — проговорила я. — Простите меня!
Она недоумевающе на меня поглядела.
— Я не имела права вас упрекать. Если бы занавески задернули вы, вы бы так и сказали. Я знаю. Я просто устала.
Она, все еще ничего не понимая, смотрела на меня, потом спохватилась:
— Что вы, мадам, это пустяки.
— Нет, Мэри Джейн, — настаивала я. — Я была не права, а я несправедливости не терплю. Пойдите и принесите свечи, становится темно.
— Слушаюсь, мадам. — И она вышла, куда более веселая, чем когда покидала мою комнату несколько минут назад.
К тому времени, как она вернулась со свечами, я приняла решение поговорить с ней начистоту. Мне совсем не хотелось, чтобы она думала, будто я отношусь к тем людям, кто вымещает на других свои обиды и неприятности. Я решила поделиться с ней терзавшими меня подозрениями. Она должна знать правду.
— Поставьте свечи на камин и на туалетный столик. Ну вот, теперь совсем другое дело. Понимаете, Мэри Джейн, когда я увидела эти задернутые занавески, я сразу вспомнила то происшествие…
— Понимаю, мадам.
— И я решила, что кто-то опять вздумал позабавиться надо мной. Вот мне и хотелось, чтобы выяснилось, будто занавеси задернули вы. Я бы тогда сразу успокоилась.
— Но этого не было, мадам. Не могла же я сказать вам неправду.
— Конечно. Вот я и ломаю себе голову: кто это сделал и зачем?
— Да сюда мог войти кто угодно. Вы же днем спальню не запираете!
— Да, не запираю, так что войти мог всякий. Но, впрочем, все это не важно. Наверное, у меня просто разыгралось воображение. Скорее всего, это находит на меня из-за того, что я жду ребенка.
— Да, мадам, Этти тоже теперь не та, что прежде.
— Вероятно, со многими женщинами в это время случается подобное.
— Вот-вот. Этти, к примеру, всегда нравилось, как Джим поет. У нашего Джима голос хоть куда! А теперь она его слышать не может. Говорит, что не выносит никакого шума.
— Вот видите, Мэри Джейн, чего только с нами, женщинами, не бывает! Просто не надо ничему удивляться. А я, между прочим, хотела показать вам одно платье. По-моему, оно может вам подойти. Мне оно больше не годится.
Я вынула из шкафа темно-зеленое габардиновое платье с отделкой из шотландки в красную и зеленую клетку, и глаза у Мэри Джейн заблестели.
— О, мадам! Вот это да! И как раз мне впору!
— Ну и берите его себе. Мне это только приятно.
— Спасибо большое, мадам!
Мэри Джейн была добрая душа. Не меньше, чем платье, ее порадовало и то, что между нами снова установилась прежняя дружба.
Когда она ушла, мне показалось, что ее радостное настроение сообщилось и мне. Я заметила свое отражение в зеркале — молодое лицо, зеленые глаза сверкают, как бриллианты. Все-таки свечи всегда льстят нам. Но, едва успев вглядеться в зеркало, я поймала себя на том, что смотрю не на себя, а испытующе обвожу глазами углы и жду, что за моей спиной кто-то вынырнет из тени. Страх снова вернулся ко мне.
Я плохо спала в ту ночь. Вставала и заглядывала под кровать. Мне все время слышался шорох раздвигаемого шелка. Но все это были выдумки. Занавески оставались в прежнем положении, и призраки в моей спальне больше не появлялись. Однако кто все-таки задернул занавески? Спросить ни у кого нельзя. На меня опять начнут смотреть с подозрением. Но следовало держаться настороже.
Несколькими днями позже выяснилось, что из моей комнаты исчезла грелка. Я не сразу заметила, что ее нет, поэтому не могла сказать, когда ее место над дубовым комодом опустело.
Утром, когда Мэри Джейн принесла мне завтрак, я сидела в постели. По совету доктора Смита я завела обычай завтракать в спальне. И надо признаться, мне это пришлось по душе, тем более что из-за беспокойных ночей я по утрам ощущала слабость.
— Послушайте, Мэри Джейн, — спросила я, оглядывая комнату, — куда это вы подевали мою грелку?
Мэри Джейн поставила поднос и оглянулась. На ее лице ясно выразилось недоумение.
— О, мадам! — воскликнула она. — Ее нет!
— Может, она упала?
— Не знаю, мадам, я ее не трогала. — Мэри Джейн подошла поближе к стене. — Крючок, во всяком случае, на месте.