— Вот как! Я рада, что вы не верите… Я все думаю, не лучше ли вам вернуться домой… родить ребенка там?
Я была озадачена, тем более что заметила, как на ее щеках проступил легкий румянец, а тонкие бледные руки дрожат. Что-то ее тревожило, и мне показалось, что она не знает, можно ли поделиться своей тревогой со мной. Но и я была настороже и с горечью подумала: «Господи, неужели теперь мне суждено всегда всего остерегаться?»
— Но если у меня родится сын, — медленно проговорила я, — он унаследует «Услады». А по традиции Рокуэллов наследнику положено появляться на свет здесь.
Миссис Смит откинулась назад и закрыла глаза. Мертвенная бледность разлилась по ее лицу, и я испугалась, что она потеряла сознание. Вскочив, я кинулась искать звонок, но тут в комнату вошла Дамарис.
— Мама! — воскликнула она, и с нее словно слетела маска. Она сразу стала прелестной трепетной девочкой. Было ясно, что она обожает мать. Увидев меня, она изменилась в лице: — Вы, миссис Рокуэлл? Но почему? Каким образом?
— Я зашла к доктору. Надо было подождать, вот я и воспользовалась случаем, чтобы познакомиться с вашей матерью, — объяснила я.
— Но…
— Я сделала что-то не то? Простите. Разве миссис Смит нельзя навещать?
— Понимаете, она так слаба, — сказала Да-марис. — Отец очень за нее боится.
— Он боится, что посетители могут утомить ее? Или чего-то еще?
— Да-да. Именно в этом все дело. Ей нельзя волноваться. — Дамарис подошла к матери и положила руку ей на лоб.
— Я хорошо себя чувствую, милая, — проговорила миссис Смит.
— Но лоб горячий, — возразила Дамарис.
— Мне лучше уйти? — спросила я.
— Нет-нет, пожалуйста, останьтесь, — быстро отозвалась миссис Смит, однако вид у Дамарис был неуверенный. — Сядь, Дамарис, — продолжала больная и, повернувшись ко мне, извинилась: — Дочка так дрожит надо мной.
— Ну и доктор, надо думать, тоже, — ответила я.
— Да, конечно! Конечно! — воскликнула Дамарис.
— Я в этом и не сомневаюсь. Он так внимателен ко всем своим пациентам. Куда бы я ни пришла, им не нахвалятся.
Миссис Смит лежала, закрыв глаза, а Дамарис подхватила мои слова:
— Да-да! Все так ему доверяют!
— Надеюсь, он уже скоро придет, — заметила я.
— Если бы он знал, что вы его ждете, он, конечно, сразу поспешил бы сюда.
Дамарис села рядом с матерью и начала болтать. Я и не подозревала, что она так разговорчива. Она вспоминала нашу поездку в Нэсборо и рождественские праздники, рассказывала о предстоящей распродаже у миссис Картрайт и о прочих замыслах жены викария. За этими разговорами нас и застал доктор.
Я услышала на лестнице его шаги, и дверь тут же открылась. Он улыбался, но не так добродушно, как обычно. Мне сразу бросилось в глаза, что вид у него озабоченный.
— Миссис Рокуэлл! — вскричал он. — Вот так сюрприз!
— Я решила познакомиться с миссис Смит, пока ждала вас.
Он взял мою руку и долго не выпускал ее. У меня было впечатление, что он старается овладеть собой. Потом доктор подошел к дивану и положил руку на лоб жены.
— Вы слишком возбуждены, дорогая, — проговорил он. — Она чем-то взволнована? — Он повернулся к Дамарис, и я не увидела его лица.
— Нет, отец. — Дамарис говорила слабым, как у маленькой девочки, голосом, словно не была уверена в себе.
Доктор обернулся ко мне:
— Простите, миссис Рокуэлл. Я беспокоюсь и о вас, и о моей жене. Раз вы пришли, видимо, хотите что-то мне сказать?
— Да, — ответила я. — Я хотела поговорить с вами. По-моему, дело важное. Так мне, во всяком случае, кажется.
— Посмотрим, — сказал доктор. — Пройдемте ко мне в кабинет.
— Хорошо, — согласилась я и, поднявшись, подошла к миссис Смит.
Прощаясь с ней, я пожала ее холодную влажную руку и подивилась перемене, произошедшей с больной. С приходом доктора она как бы стала другой. Но в чем было дело, я не могла определить. Ее лицо словно спряталось за закрытыми ставнями. Вероятно, доктор будет бранить ее за то, что она переутомилась, — у нее был вид провинившегося ребенка.
Больше всего на свете его беспокоит ее здоровье, подумала я, и это вполне естественно. Уж если он так внимателен к другим своим пациентам, как же должна тревожить его болезнь жены!
Я попрощалась с Дамарис, и доктор повел меня вниз, в свой кабинет. Когда он, закрыв дверь, указал мне на стул рядом с бюро, а сам сел в кресло напротив, я почувствовала, что тревога моя понемногу утихает. На такого благожелательного человека вполне можно положиться. Он должен помочь мне.
— Ну, — сказал доктор, — рассказывайте, что вас беспокоит.
— Со мной происходят какие-то странные вещи, — выпалила я, — но вы об этом знаете.
— Да, — подтвердил он, — кое-что вы мне сами рассказали, кое-что я услышал от других.
— Тогда вы знаете, что я видела в моей спальне монаха.
— Я знаю, что вам так показалось.
— Значит, вы мне не верите?
Он предостерегающе поднял руку:
— Ну, в настоящий момент будем считать, что вы его видели, если вам так спокойней.
— Меня не нужно успокаивать, доктор Смит. Я хочу, чтобы все поняли: я говорю правду.
— Это не так просто, — возразил он. — Но помните: я всегда готов вам помочь.
— А после монаха, — продолжала я, — были загадочные происшествия с занавесками у моей кровати, с грелкой, с моим плащом — кто-то повесил его на парапет балкона.
— Тот самый плащ, в котором вы сейчас, — сказал доктор.
— Значит, вы и об этом слышали?
— Ну а как же! Мне обязаны сообщать все. Я же слежу за вашим здоровьем.
— И вы полагаете, что мне все лишь мерещилось, что все это — плод моего воображения?
Некоторое время он молчал, и я повторила:
— Вы так и считаете, правда?
Доктор снова поднял руку:
— Давайте рассуждать спокойно. Покой, миссис Рокуэлл, — это то, в чем вы больше всего нуждаетесь.
— Я и так спокойна. А нуждаюсь я в том, чтобы мне верили.
— Миссис Рокуэлл, я врач, и мне приходилось сталкиваться с разными странными заболеваниями. Я знаю, что с вами можно говорить откровенно и вы все поймете.
— Значит, вы не считаете меня сумасшедшей?
— Не употребляйте это слово, не нужно.
— Слова меня не страшат, меня пугает тот, кто наряжается монахом и пытается разыгрывать со мной злые шутки.
Доктор немного помолчал.
— Вы переживаете трудное время, миссис Рокуэлл, — заговорил он наконец. — В вашем организме происходят перемены. Иногда при этом меняются и сами женщины. Наверное, вы слышали — у некоторых появляются разные причуды. Например, они не могут переносить то, к чему раньше были совершенно равнодушны.